... 
80 
Это спорт у них был такой – духам нос натягивать…
Случались зачистки. Впрочем, «случались» – это не то слово. Про то, что случается регулярно, говорят «планомерно проводились». Ходили повзводно, в очередь, как" в наряд. Зачистка – она и есть зачистка, и что солдатский нужник чистить, что кишлак – удовольствие ниже среднего. Хотя нужник, пожалуй, все-таки приятнее.
А потом вдруг выяснилось, что, оказывается, не все так просто. И вот когда это выяснилось, молодой веселый старлей лишился и ордена, который так и не успел получить, и звания, и вообще всего. Мог бы и сесть, конечно, но генерал-майор Федотов – тогда еще молодой и энергичный полковник спецназа, моложе нынешнего Мещерякова, – сказал, брезгливо кривя рот: «Спецназ позорить не дам», – и капитан Забродов склонил голову перед мудростью начальства, ибо сказано, что начальник всегда прав.
Что, впрочем, не помешало капитану Забродову остаться при своем мнении. Он этим никого не удивил: все знали за ним такую слабость, в том числе и будущий генерал Федотов.
«Пришить надо было дерьмеца, – подумал Забродов, ведя машину по набережной Москвы-реки. – А потом сказать, что так и было.»
К нему тогда пришел мальчишка-срочник с рапортом.
Пришел не по уставу – в обход своего непосредственного начальника – и попросился в другую группу. Не в какую-нибудь конкретную, а просто в другую. Не в ту, которой командовал старший лейтенант Званцев.
Командир роты капитан Забродов почесал в затылке и не слишком приветливо поинтересовался, а что, собственно, не устраивает рядового такого-сякого в старшем лейтенанте Званцеве. Рядовой стал мяться и бесталанно врать что-то про несходство характеров, словно Забродов был ему не ротный, а народный заседатель, а Званцев – не командир группы, а гулящая жена. Капитан Забродов закурил сигаретку и стал внимательно присматриваться к рядовому.
Под этим отеческим взглядом рядовой увял, смешался, начал спотыкаться, повторяться и нести уже совершеннейшую бессвязицу и нелепицу. Послушав еще минуты две, Забродов потушил сигарету в консервной банке, заменявшей ему пепельницу, аккуратно отложил в сторонку книгу, которую почитывал на сон грядущий и, не меняя выражения лица, со всего размаха ахнул кулаком по столу – очень неудачно, поскольку стол был вовсе не стол, а просто лист фанеры, положенный на деревянные козлы, так что звука никакого не получилось, а получилось черт знает что – книга полетела в одну сторону, фонарь в другую, пепельница взлетела к брезентовой крыше палатки, запорошив пеплом все вокруг, как какой-нибудь недоделанный Везувий, а проклятая фанера косо свалилась на земляной пол. Впрочем, рядовому такому-сякому звук уже не требовался – ему хватило того, что он увидел, и он раскололся. Правда, сначала Забродов заставил его помочь навести в палатке относительный порядок.
Рядовой поведал Забродову, что плановые зачистки не нравились, оказывается, далеко не всем. Один веселый старлей, к примеру, отправил в Союз чуть ли не тонну разного барахла: ковры, магнитофоны, видики-шмидики, тряпки, чеканную посуду ручной работы и прочий мелкий мусор, в том числе золотишко и кое-какое оружие – коллекционное и не очень. Упереть все это на своем горбу он, само собой, был не в состоянии и потому понемногу пригружал своих солдатушек, чтоб не ходили порожняком.
А дальше? – спросил капитан Забродов, ощущая, как немеет лобная кость, словно он в жаркий день хватанул ледяной, только что из колодца, воды.
А что – дальше? – пожал плечами рядовой. Отстегиваешь «крылышкам», пакуешь барахло в цинковый гроб, грузишь это дело в «черный тюльпан» – и тю-тю.
Подробностей рядовой, конечно, не знал, но нетрудно было догадаться о том, что происходило с гробом дальше: на территории Союза его встречали «безутешные родственники» и увозили – куда там увозят такие вещи.., домой, что ли.
– Ты почему с автоматом, спросил Забродов, – в карауле, что ли? Ну и иди себе, карауль…
– А мой рапорт? – спросил этот мальчишка.
– Ты что, – удивился Забродов, – дурак? Зачем тебе переводиться? Служи спокойно. Спасибо, солдат…
Рядового звали Костей, Костей Славиным. Вот он-то как раз мог бы стать поэтом, если бы той ночью в карауле ему не перерезали горло. Караулы после этого происшествия удвоили – духи совсем обнаглели, раз начали нападать на часовых, – а особое мнение капитана Забродова так и осталось только его личным мнением, ничем не доказанным и потому пустопорожним. Старший лейтенант Званцев с треском вылетел из армии вообще и из спецназа в частности. Он мог бы вылететь и из жизни, если бы набежавшие на шум офицеры под предводительством Мещерякова не отняли его у Забродова. Это, кстати, получилось у них далеко не сразу, и Мещерякову тогда вторично разбили его благородный нос – тогда уже майорский…
80 
