Последние отзывы

  33  

– Старая гвардия, – объяснил он неизвестно кому и одним движением сбросил ноги с постели.

Он всегда вставал быстро, не позволяя себе нежиться под одеялом. Сама мысль о том, что, будучи здоровым, можно лежать в постели, смотреть в потолок и почесываться, понапрасну убивая минуты (а то и часы!) и без того короткой жизни, казалась ему абсурдной.

Не одеваясь, он распахнул балконную дверь и вышел в лоджию, с легким неудовольствием отметив тот факт, что утренняя прохлада уже уступила место полуденной жаре.

Впрочем, это все-таки был не Кандагар, а столица нашей Родины город-герой Москва – такую жару можно было пережить. Не сгибаясь в поясе, Балашихин бросил свое крепкое тело на бетонный пол лоджии, уперся кулаками в твердый цемент и принялся отжиматься, пока на спине и плечах не выступил пот, а произошло это не скоро.

Дом, в котором отставной майор купил себе квартиру, был из тех, что принято называть элитными, хотя, насколько мог заметить Балашихин, шваль, населявшая три его подъезда, если и относилась к какой-нибудь элите, то разве что к финансовой, да и то с большой натяжкой. Так или иначе, лоджии здесь были огромными, и майор, делая утреннюю зарядку, мог не бояться со всего размаха въехать какой-нибудь частью своего тела в стену или окно.

Как следует размявшись, Балашихин перешел к упражнениям на перекладине, используя в качестве последней перила лоджии. В этих акробатических экзерсисах над двенадцатиэтажной пропастью была, конечно, изрядная доля мальчишеского фанфаронства, но Николай Викторович никогда и не скрывал этой черты своего характера.

Закончил он, как всегда, коронной стойкой на руках, длившейся ровно две с половиной минуты по хронометру.

На исходе второй минуты стояния вверх ногами на перилах из соседней лоджии выглянула огромная, угольно-черная голова соседского мастифа Лелика. Лелик с комичным недоумением посмотрел на Балашихина, поставил торчком маленькие треугольные уши и гулко, как в огромную бочку, вопросительно гавкнул.

– Сам ты гав, – доверительно, хотя и с некоторой натугой из-за прилившей к голове крови, сообщил ему Балашихин. – Присоединяйся!

– Гав, – повторил Лелик и убрал голову. Присоединяться к сумасшедшему соседу он явно не хотел.

– Ну и фиг с тобой, – напутствовал его майор и мягко спрыгнул обратно в лоджию.

Стоя под душем, он напевал медленную мелодию, полностью отдавая себе отчет в том, что занимается совершенно пустым делом, пытаясь обмануть самого себя и сделать вид, что все идет как обычно. Солнечный день имел в самой своей сердцевине червоточинку, которая увеличивалась с каждой минутой: червячок, поселившийся в яблоке дня, был неугомонным и обладал отменным аппетитом. Тем не менее майор действовал по заведенному распорядку – снявши голову, по волосам не плачут, или, говоря другими словами, назвался груздем – полезай в кузов. Или получи в пузо. Вот так, и никак иначе.

Одеваясь, он задел лежавшую на прикроватной тумбочке видеокассету и на некоторое время замер в нелепой позе с до половины натянутыми штанами, глядя на кассету остановившимся взглядом.

– «Таперича спрашивается вопрос, – сказал он голосом популярной некогда Авдотьи Никитичны, – на кой хрен мне все это надо?»

Вопрос был не праздный: майор не сомневался, что обладание этой кассетой гораздо более опасно для его драгоценного здоровья, чем, к примеру, хранение под кроватью чемодана с сырым плутонием. Сто тысяч, если разобраться, не такие уж сумасшедшие деньги, чтобы из-за них рисковать головой, но, с другой стороны, кому и когда мешали лишние доллары? Тем более что взять их проще, чем отобрать у ребенка леденец. Сто тысяч. Те самые сто тысяч, которые одна рыжая шлюха должна была подло жить в квартиру Лопатина для того, чтобы окончательно добить беднягу после того, как он сломается и отдаст то, что у него требуют. Что у него требовали, Балашихин не вникал, но полагал, что эти сто тысяч с таким же успехом могут пойти на пользу ему, майору Балашихину, как и в конец запутавшемуся в дамском белье следователю.

Следаку хватит и видеозаписи. Балашихин слышал его по радио, видел на экране монитора и однозначно определил для себя как стопроцентного слизняка.

План был прост: продать слизняку копию пленки, выдав ее за оригинал. Продать за те самые сто тысяч, избавив Лопатина заодно и от этой опасности. Номера купюр наверняка тщательнейшим образом переписаны, но ведь не для того же, чтобы искать их потом, а для того, чтобы ментам, которые найдут их в квартире следователя, было ясно: это взятка. Конечно, сразу тратить их нельзя. Можно, к примеру, для начала забраться в званцевский компьютер и поработать над этими самыми номерами…

  33