55 
Это все он умеет, и умеет хорошо, но это не главное.
Главное — математика, и вот тут он действительно гений. Сам, один, без помощи и поддержки, наверняка в нерабочее время, по ночам, нашел то, что искали и не могли найти многие и многие поколения математиков, богословов, нумерологов и просто талантливых мошенников... Гений! И гений этот явно работает не по специальности, потому что только от тоски, от невозможности выразить себя, применить свои способности в любимом деле люди берутся за решение таких задач.
Итак, что мы имеем? Гениальный математик, занятый не математикой и не бизнесом, который отнимает у человека по сорок восемь часов в сутки, а чем-то не слишком обременительным, связанным с компьютерами, биржевыми операциями и доступом к крупным финансовым средствам. Что это может быть? Биржа? Какой-нибудь банк? Министерство финансов? До тридцати лет, темноволосый, субтильного телосложения... кажется, в очках. Кстати, как это он, такой субтильный мозгляк, ухитрился разбросать пятерых здоровых бандитов? Даже шестерых, считая этого дурака, брата Иннокентия... Неужто над ним и впрямь простерта длань Господня? Ну, это бы еще ничего, тогда это получилась бы игра в одни ворота... А если он сам по себе? А если бережет и укрывает его вовсе не Господь, а Его оппонент?
Нет, не об этом сейчас надо думать. Надо думать, как найти скромного финансового служащего, который ездит на серебристой “десятке” и редко ночует на одном месте. Да, это уже что-то. Зыбко, конечно, и вдобавок трудновыполнимо, но реально. Авось с Божьей помощью справимся".
Несколько приободрившись, Эдуард Альбертович выбрался из-за стола, погасил лампу и отправился в постель, благо был уже второй час ночи. Уже коснувшись щекой подушки, он вдруг вспомнил о судьбе брата Иннокентия и слегка взволновался, но тут же мысленно махнул рукой. Если брат Иннокентий умер, то царствие ему небесное, а если не умер и попал в милицию, это тоже не страшно. Даже если он расскажет на допросе то немногое, что ему известно, в милиции наверняка решат, что он повредился рассудком вследствие черепно-мозговой травмы, и в самом худшем случае упекут в знаменитую психиатрическую больницу имени Кащенко. “Туда ему и дорога”, — сердито подумал Эдуард Альбертович за секунду до того, как погрузиться в сон.
Глава 7
Проезжая мимо уличного обменного пункта за рулем своей серебристой “десятки”, скромный банковский служащий Алексей Мансуров слегка притормозил, чтобы насладиться зрелищем довольно приличной очереди желающих сдать валюту. Даже из второго ряда и даже на скорости шестьдесят километров в час он увидел и сумел прочесть укрепленную в окне обменника картонную табличку с категоричной надписью: “Евро в продаже нет!” На табло с курсами валют он смотреть не стал: эти курсы были известны ему задолго до того, как их обнародовали.
Резко возросшая популярность евро его слегка покоробила, но он решил, что разбрасываться пока не стоит: сначала нужно было покончить с долларом, поставить эту кичливую бумажку на колени и так, на коленях, гнать до самой Америки, чтобы тамошние умники, наводнившие мир сотнями тонн этой макулатуры, захлебнулись в собственном дерьме и поняли наконец, где их настоящее место. А уж потом, и только потом дойдет очередь до евро. А почему бы и нет? Эксперимент может считаться чистым только тогда, когда он доведен до конца, и патриотизм тут ни при чем. Если бы вместо долларов и евро весь мир производил взаиморасчеты в российских рублях, Мансуров сделал бы с рублем то же, что он сейчас делал с долларом. Он не спекулировал, а проводил научный эксперимент; кроме того он был не прочь отомстить американцам за отечественную математику, которая почти прекратила свое существование после развала Союза. О, он многим хотел отомстить! Например, Сашке Клюеву, Борьке Слепакову и многим другим выпускникам сотен технических вузов России, ныне процветавшим на Западе. “Вы долларов хотели, за зеленью гнались? Ну так получайте! Жрите вашу зелень. Хотите — так, всухомятку, а хотите — майонезом полейте...”
Он почувствовал нарастающий шум в ушах, виски сдавило железным обручем, а в глазах появилось такое ощущение, словно кто-то упирался в них пальцами изнутри черепа, силясь вытолкнуть наружу. Такое с ним бывало, когда он волновался, особенно когда злился: кровяное давление сначала резко подскакивало, а потом, когда он немного успокаивался, так же неожиданно падало. Эти скачки сопровождались приступами жесточайшей головной боли, продолжавшимися иногда по нескольку часов. Прислушиваясь к шуму в ушах, который уже начал как будто складываться в какие-то ритмичные возгласы на незнакомом языке, Алексей задумался о том, что найденный им коэффициент, очень может быть, способен открыть ему, помимо всего прочего, и тайну этих приступов, и способ их предотвратить...
55 
