Последние отзывы

  118  

Острые осколки белого кафеля с треском брызнули рядом с головой одного из преследователей. “Ну, козел!” — сипло взревел тот и бросился вперед, прямо на пистолет. Тело Мансурова кричало криком, умоляя его бросить бесполезное в его руках оружие и бежать со всех ног, но какой-то маленький участок в мозгу, еще не захваченный паникой, продолжал думать, считать, анализировать и, молниеносно завершив анализ, выдал резюме: бежать нельзя. Преследователи бегали быстрее, и на этой стометровке шансов уйти от них у Мансурова не было. Расстояние между ним и ближайшим громилой сокращалось, соответственно возрастали шансы попасть в него из пистолета. Сколько там патронов в обойме — десять? Семь? Нет, семь — это в нагане, а тут сколько? Может, восемь?

Хлоп! Лампа дневного света под потолком взорвалась, осыпай коридор дождем длинных кривых осколков.

Хлоп! Где-то далеко, в другом конце коридора, жалобно дзынькнуло и хлынуло на пол разбитое пулей стекло.

Хлоп! Громила в модных брюках и светлой рубашке с коротким рукавом остановился в двух шагах от Мансурова, прижал обе ладони к простреленному горлу и вдруг повалился вперед с застывшим изумлением. Мансуров успел заметить, как блеснула сквозь струящуюся, пропитывающую рубашку кровь золотая цепь на его шее, и, по-прежнему держа пистолет в вытянутой руке, развернулся навстречу второму преследователю.

Тот затормозил обеими ногами, поняв, что не успеет добежать до Мансурова раньше, чем тот спустит курок. На его широком загорелом лице промелькнул обычный испуг, мигом стерев с него выражение свирепости. Преследователь поднял руку, словно пытаясь защититься растопыренной ладонью от пули. До него было метров пять, и он был без оружия — во всяком случае, руки у него были пусты. Сейчас он казался самым обыкновенным человеком, мечтающим только об одном — выжить и жить дальше. На безымянном пальце правой руки — той, которую он выставил перед собой, — у него блестело тонкое золотое колечко, явно обручальное.

Хлоп!

Мансурову было не до этих тонкостей, и он выстрелил, целясь в это испуганное, посеревшее лицо. В лицо он не попал, пуля ударила в правое плечо, развернув бандита вокруг собственной оси и бросив спиной на скользкую кафельную стену. Поворачиваясь, чтобы убежать, Алексей заметил, что раненый, лежа на боку у стены, подносит к уху то ли мобильник, то ли рацию, и выстрелил еще раз, чтобы заткнуть негодяю рот. Пуля раздробила кафельную плитку над головой бандита, тот выронил свое переговорное устройство и испуганно вжался лицом в пол. Внезапно ощутив себя хозяином положения, Мансуров аккуратно навел пистолет на стриженый затылок, уверенный, что на этот раз ни за что не промажет, и тут кто-то неожиданно обхватил его сзади поперек туловища и рванул в сторону.

Рывок был таким мощным, что Мансуров не устоял на ногах и упал, больно ударившись локтем и коленом. Противник бросился на него, норовя прижать к полу, но Алексей извернулся ужом и выстрелил: хлоп!

Противником оказался сухощавый брюнет лет сорока, одетый в зеленую униформу хирурга. Он покачнулся, прижимая ладони к нижней части груди, упал на бок и медленно подтянул колени к животу. Глаза его закрылись, из уголка рта на синеватый от бритья подбородок стекла струйка темной крови. Мансуров лихорадочно завозился на скользком кафельном полу, засучил всеми четырьмя конечностями, как перевернутый на спину жук, обрел наконец точку опоры и вскочил, затравленно озираясь.

Раненый бандит опять возился со своим телефоном. Алексей прицелился в него и спустил курок, но выстрела не последовало. С пистолетом было что-то не так: ствольная коробка застряла в крайнем заднем положении и, похоже, не собиралась возвращаться на место. Мансурову было недосуг разбираться, что произошло. Может быть, проклятая игрушка испортилась, а может, в ней просто кончились патроны — какая разница? Алексей швырнул тяжелую железку в бандита и бросился бежать в сторону реанимации.

От него шарахались в стороны, прижимались к стенам, уступая дорогу, а он бежал по длинному коридору, задыхаясь, стуча каблуками по кафелю, на ходу срывая с иглы шприца защитный колпачок и уже понимая, что все пропало. Ну, может быть, еще не все, но многое — почти все, скажем так.

Он всем телом ударил в дверь и бомбой вылетел на лестничную площадку, прямиком в руки тех, кто поджидал его там. Краем уха он уловил доносившиеся из реанимации тревожные возгласы и хлопанье дверей — сонное царство проснулось, разворошенный муравейник зашевелился, — но тут в него вцепились, навалились и стали с нечеловеческой силой заламывать руки за спину. Однако он успел вогнать иглу в бедро одного из противников и, с острым злорадством разглядывая появившийся на лице последнего ужас, резким толчком поршня вогнал смертельную дозу морфия. Поршень еще не дошел до конца, а хватка унтерменша ослабла. Мансуров вырвал руку и сразу же сунул ее в карман, но второй бандит, разгадав его маневр, вдруг больно ударил Алексея по голове чем-то тяжелым и твердым — наверное, рукояткой пистолета или кастетом, — и, когда Мансуров обмяк, одним резким движением с треском оторвал карман, в котором лежали шприцы...

  118