Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
18 
Елена Медведкова сумела ухватить эту синюю птицу. А самое главное – удержать ее в своих руках.
* * *
Завершив очередной рабочий день, подписав бумаги и отдав их бухгалтеру, Елена, как обычно, приехала в свою квартиру на Сретенку. Она разделась, приняла душ, затем долго приводила в порядок свои роскошные волосы. Причем занималась всем этим обстоятельно, неторопливо, словно время для нее не имело значения.
Зазвонил телефон. Елена томно потянулась к трубке, прижала ее к левому уху.
– Алло, я слушаю, – мягко произнесла она и улыбнулась своими полными чувственными губами, уже зная, кто это звонит.
– Ты не будешь против, если я приеду? – после короткого приветствия задал вопрос ее собеседник.
– Что ты! Конечно же, нет!
– Ну, тогда я скоро буду.
Мужчина говорил спокойно и уважительно.
Елена положила трубку. Но ее движения не стали быстрее. Большой костяной гребень с массивной, инкрустированной золотом ручкой, входил в волнистые волосы и двигался медленно, оставляя после себя тугие темные волны, мягко и нежно поблескивающие.
Наконец, закончив с прической, Елена привела в порядок лицо и поднялась с низкого кресла у большого квадратного зеркала в белой раме.
Вся ее квартира была оформлена в бело-серых тонах с яркими цветными вспышками подушечек и картин на стенах.
Елена надела серебристое платье с большим вырезом, вставила серьги, подкрасила губы и несколько минут с удовольствием смотрела на свое отражение. Да, она очень красива, вряд ли кто-нибудь смог бы это отрицать.
А вся ее уверенность и устроенность в жизни, такой суматошной и неспокойной, держались на двух знакомствах. Как раз сейчас одного из этих знакомых она и ждала.
Ждала и была готова к встрече.
* * *
Щелкнули дверные замки, и на пороге появился не кто иной, как сам Федор Иванович Зубов с большим букетом в руках – шикарным и одновременно изысканным. Он вручил цветы Елене. Она приняла шелестящий букет и улыбнулась. И от этой улыбки лицо Зубова, властное и суровое, сразу же смягчилось. На нем появилось выражение усталости и в то же время спокойствия. Федор Иванович обнял женщину, хотел было поцеловать ее в губы, но Елена отстранилась.
– Нет, нет, Феденька, я только что накрасила губы.
Тогда он поцеловал ее в шею.
– Проходи, что стоять на пороге?
Елена немного подтолкнула своего гостя, будто бы тот не решался войти.
Федор Иванович сбросил плащ и, войдя в гостиную, обставленную белой мебелью, расслабленно опустился на диван.
– Выпьешь чего-нибудь? – поинтересовалась Елена.
Федор Иванович кивнул.
Она тут же подала ему стакан, тяжелый и массивный, в котором плескалась на дне золотистая жидкость и позвякивали кусочки льда.
– Да не люблю я виски, – сказал Зубов, расстегивая пуговицы пиджака и расслабляя узел галстука.
– Ну, что с тобой поделаешь? Я бьюсь, бьюсь, пытаюсь приучить тебя к хорошим манерам, а ты не поддаешься, – пошутила Елена, присаживаясь на край дивана.
– Как же ты хороша! – глядя в зеркало на ее отражение пробормотал Федор Иванович.
– Благодаря тебе, дорогой, благодаря твоим заботам.
– Да перестань. Мне неловко. Что я для тебя сделал?
Пару пустяков…
– Многие о таких пустяках даже и мечтать не могут.
А многие и не решились бы этим заниматься.
Елена знала, что подобные слова очень льстят самолюбию Зубова, и никогда не скупилась на похвалы. Она инстинктивно чувствовала, что и когда надо сказать. И в общем-то не ошибалась.
На властном лице Зубова появилась блаженная улыбка.
Он глотнул виски и улыбнулся еще шире.
– Черт бы их всех побрал! Эта проклятая работа, эти встречи, разговоры, приемы… Да что я тебе рассказываю!
– Говори, говори, мне интересно, – Елена подвинулась чуть ближе и положила теплую ладонь на колено Зубова.
– Да что говорить! То американцы, то французы…
И бесконечные бумаги! Одна за другой. Эту подготовь, ту откорректируй, подредактируй, подпиши, прочти, напомни… Короче, черт знает что! – Зубов накрыл своей ладонью хрупкие пальцы женщины. – Все это чертовски надоело! Хочется в отпуск, хочется плюнуть на все и уехать куда-нибудь.
– Надеюсь, со мной? – заглянув ему в глаза, спросила Медведкова.
– А с кем же еще? Ты же прекрасно знаешь, кроме тебя у меня никого – ты и работа.
– Знаю, знаю. Представляю, как тебе тяжело.
– Ну, а твои-то как дела? Мы не виделись уже две недели.
18 
