40: 15

Утром Ксения зашла на рынок, набила фруктами сумку, купила соку и минеральной воды и поехала к Лидуше в больницу.

— Ну как она? — спросила Ксения у вышедшего к ней врача.

— А вы кто будете? Родственница?

— Сестра, — ответила Ксения.

— Да? Родная? Что-то не похоже. — Врач с сомнением посмотрел на ее лицо.

— Бывает. Как ребеночек?

— А что ребеночек?

— Ну как, — замялась Ксения. — Мог же выкидыш быть.

— Это только в сериалах бывает. В бразильских, — усмехнулся врач. — Чуть споткнулась — и выкидыш. А русские женщины, они, знаете ли… Да… Одним словом, русские женщины. А сестра ваша — крепкая, здоровая девушка. Насколько я помню, спортсменка. Отличное здоровье, упругие мышцы. Нервный стресс, конечно, мог на ребенке отразиться, но это только время покажет. А родить она родит. Если захочет, конечно.

— Как это? — вздрогнула Ксения. — Как она может не захотеть?

— Это вы с ней сами разбирайтесь… сестра.

Он хмыкнул выразительно, но Ксению в палату велел пропустить. Она с трудом узнала среди лежащих женщин Лидушу. Господи, все на одно лицо! Сидят тут в четырех стенах, истосковались. В этой палате, насколько поняла Ксения, женщины лежали на сохранении. С плохими анализами или с болезнями, которые осложняли беременность. Лидушина койка стояла с краю, у стены. Сама она тихонько дремала, прикрыв одеялом голые ноги.

Ксения присела рядом, подумала, что пришла не вовремя. Жалко будить. Но Лидуша вдруг открыла глаза:

— Ты?

— Ну как дела? — спросила Ксения тем искусственно веселым голосом, которым разговаривают только с тяжелобольными.

— В порядке, — поморщилась Лидуша. — Ты зачем пришла?

— А что родители говорят? Ты же не одна.

— Одна. В этом городе одна. Меня кормить некому. Тем более с ребенком.

— Ладно, хватит стонать. Пойдем прогуляемся.

— Никуда я не хочу!

— Пойдешь, — жестко сказала Ксения. — Постыдись: здесь больные лежат. А у тебя только что с головой не в порядке.

Лидуша спустила ноги с кровати. Ксения тут же заставила ее надеть шерстяные колготки и кофту. Вместе они пошли по длинному больничному коридору. Топили хорошо, в палатах было слишком жарко и душно. Выйдя из отделения, Лидуша открыла рот и начала жадно дышать.

— Ну вот и все, — сказала Ксения. — Завтра, если хочешь, домой поедем.

— Куда домой? Я не поеду!

— Твою квартиру мы продадим. Я сегодня же буду звонить в агентство. Тебе там нельзя.

— А как же долг? — упавшим голосом спросила Лидуша.

— Часть отдадим, как только продастся квартира. Остальное — как только можно будет получить деньги с Жениного счета. Он подождет. Не зверь же, в самом деле…

— А если нет?

— Подождет. Не из жалости, так за проценты.

— Какая ты смелая!

— Кто, я? — Ксения очень удивилась. Всегда была трусихой. Ее обсчитывали и обвешивали, где только могли. Она не умела ругаться за себя. Другое дело — Лидуша. За нее можно. — Ну, успокоилась?

— Ксюша, Генку жалко…

— А ты такого же родишь. Кто у тебя? Мальчик?

— Не знаю еще.

— Мальчик. Красавчик будет.

— Как Генка? — спросила Лидуша.

— Как Генка. — Ксения думала о своем. Из больничной кухни потянуло запахом жареного мяса. И сразу захотелось плакать. Ну почему же так плохо-то, а?

— Ксюша, что с тобой? Что-то случилось?

— Нет-нет. Случилось, конечно. Но уже давно. Очень-очень давно. Четыре года назад. А может, и раньше…

…Потом она шла по улице и думала о том, что с сегодняшнего дня чувствует себя очень странно. Память упорно отсчитывала время так, что Ксения жила словно бы не вперед, а назад. Начиная с сегодняшнего сна, ее мучили только воспоминания. Она цеплялась за каждый день, который был во время того короткого счастья с бывшим мужем и до него. И каждый этот день хотелось пережить заново. Настолько сильным было желание вернуться в прошлое, что Ксения в итоге добралась и до собственного детства. Как же было хорошо-то! Пусть родители любили ее не так сильно, как старшего брата, пусть у нее не было таких дорогих игрушек, как у Жени, не было отличных оценок, не было теннисной ракетки и не было дачи в сосновом лесу. Но можно было летом на несколько дней поехать к подруге. К своей однокласснице Жене Князевой. Шесть мгновений маленького детского рая, раскладушка на террасе, в открытое окно заглядывают ветки сирени. А запах? Это не майская сирень, а поздняя, та, что цветет в начале июня. Цветки мохнатые, темно-бордовые. Господи, ну почему она решила, что «Саша» — это название одеколона? Ведь того мальчика тоже звали Сашей!

  98