20 
— Да. К сожалению, это так.
— Что ж, тогда и думать нечего, — Банда произнес фразу так спокойно, так буднично, что оба его собеседника ошеломленно уставились на него, не ожидая, что Сашка примет решение так быстро.
— То есть?..
— Я согласен.
— Правильно, Банда, — поддержал Коля. — Где наша не пропадала?! Попробуешь теперь на ФСБ поработать, глядишь и понравится, а?
— Я рад, Александр, что ты согласился. Теперь, — полковник Котляров поднялся, — пойду звонить своему шефу.
— Что, прямо сейчас? — Банда не ожидал таких темпов. — Ведь сейчас три часа утра, а в Москве и того больше. Он же спит, небось, в отличие от нас…
— Проснется, никуда не денется. Ради такого случая и президента можно на ноги поднять… Короче, я быстро вернусь, ребята. Можете не закрываться, я приду, каким бы ни был результат разговора.
Степан Петрович уже дошел до самой калитки, как вдруг остановился и повернулся к ребятам:
— И вот что, Банда. Я дал тебе слово, и как бы не повернулись наши дела, утром ты можешь катиться на все четыре стороны. Ты понял меня?
— Спасибо…
— Я еще приду. Потом спасибо скажешь…
* * *
Телефон специальной спутниковой связи затрещал, как обычно, резко и требовательно, но на этот раз особенно противно: как-никак, было всего четыре утра.
— Генерал Мазурин слушает, — вяло проговорил Виталий Викторович, взяв трубку.
— Полковник Котляров, — неживым, металлическим голосом дешифратора откликнулась трубка. — Извините, Виталий Викторович, что так поздно, но дело совершенно срочное.
— А, ты… — Мазурин зевнул и уселся в кресло, всеми силами стараясь прогнать сон. — Конечно, я понимаю, что срочное. Ты же мне сегодня к полуночи должен будешь доложить результаты, правильно?
— Так точно. Поэтому и звоню.
— Ну что у тебя?
— Виталий Викторович, вы только выслушайте меня внимательно и постарайтесь понять все, что я скажу. Не отметайте с ходу, хорошо?
— Не тяни. Что там у вас стряслось?
— Я завербовал Банду.
— То есть…
— Он согласен работать на нас.
— Гм-гм… Интересно… И на кой хрен он нам нужен?
— Нужен. Тут новое интересное дело возникает, и он нам очень и очень пригодится. Я предложил ему пойти к нам на работу, — мол, возьмем старшим лейтенантом, как ты и в армии был оперативным сотрудником в мой отдел…
— Ну знаешь, Котляров!.. Охренел окончательно? Ты что это себе там позволяешь? Да ты…
— Я прошу вашего разрешения снять людей и свернуть запланированную операцию по ликвидации объекта. Послезавтра Бондарович будет у вас в кабинете, и он со временем станет вашим лучшим сотрудником, гарантирую.
— Ты понимаешь, о чем просишь?
— Так точно. Я беру всю ответственность на себя.
— На кой хер мне твоя ответственность!..
Мазурин задумался. Трудно было предугадать, что там на этот раз замыслил Котляров, но мужик он вообще-то толковый, смекалистый. Может, и впрямь нашел выход из всего этого дерьма, в которое влипло их управление?
— Короче, — сурово подытожил генерал, — действуйте, полковник, как считаете нужным. Я жду вас с подробным докладом.
Он помолчал немного и вдруг злобно зашипел, слава Богу, что дешифратор не донес его интонацию:
— Но если благодаря тебе я снова влипну в какое-нибудь говно, я из тебя жилы вытащу и шкуру спущу, понял? Ты не только из органов в два счета вылетишь — ты не рад будешь, что на свет белый родился, ясно?
— Так точно.
* * *
Котляров вернулся минут через пятнадцать, но, хотя калитка и была открыта, настроение ребят круто изменилось. Они сидели молча, глядя исподлобья на явившегося «федерала».
— Что случилось? — Степан Петрович не мог понять причин перемены, произошедшей с ними.
После переговоров с генералом настроение Котлярова было довольно добрым и никак не вязалось с мрачным видом парней. — Я обо всем договорился!
— С кем это, интересно, товарищ полковник? — язвительно поинтересовался Банда. — С ребятами из штурмового отряда, небось?
— Да что с вами такое в конце-то концов?
— С нами? Мы вели честную игру, но мы не привыкли, когда нас подставляют, — вступил в разговор Самойленко. — Какого черта вы отключили телефон? Чтобы мы не могли ни с кем связаться? И считаете, что мы после этого, товарищ полковник, можем вам доверять? А еще честное слово офицера давал, скотина…
20 
