очень нудно 
7 
Потом война показала свой звериный оскал. По мере наступления все чаще в деревнях и на обочинах дорог попадались груды трупов — чаще всего полунагих, раздетых мародерами. Изнасилованные женщины, грудные дети с размозженными головами, подростки со связанными за спиной руками и перерезанным от уха до уха горлом, полусгоревшие старики. Отступая, турецкие войска уничтожали армянские села, а курдские банды довершали дело — угоняли уцелевший скот, забирали утварь из пустых домов, сжигали посевы.
Правительство в Стамбуле обвиняло своих христианских подданных в вооруженном выступлении на стороне противника. Лаврухин видел воевавших рядом с казаками армян из добровольческих бригад, созданных в российском Закавказье. Черные папахи, защитные кители, перекрещенные на груди патронташные ленты, винтовки и маузеры с деревянной кобурой. Сражались они фанатично, пленных не брали. Турки и курды тоже не брали их в плен — в лучшем случае убивали, в худшем — кромсали раненых на куски.
Время от времени наступление надолго приостанавливалось. Главные, судьбоносные для России бои шли далеко отсюда. Там день и ночь гремела артиллерия, туда командование перебрасывало все новые резервы. А здесь — каменистые склоны, жилища, врытые в землю, как погреба, тоскливое безмолвие, нарушаемое только потрескиванием костра да диким визгом курдских всадников во время очередного наскока.
При последней по счету стычке противник, как обычно, вел беглый огонь с седел. Под Лаврухиным убили коня — упав, животное придавило ему ногу. Врачи обнаружили закрытый перелом, наложили гипсовую повязку, и пришлось хорунжему застрять в небольшом походном госпитале. Здесь же лечили семилетнюю девочку Манушак, потерявшую всех родных и зверски изнасилованную во время резни. Она чуть не умерла от потери крови, с большим трудом кровотечение остановили и вытащили ее с того света. Теперь ее ожидала отправка на российскую территорию в пограничный лагерь для беженцев.
За время вынужденного безделья Лаврухин привязался к неулыбчивому ребенку. Соорудил ей некое подобие куклы, пробовал объясняться знаками. Едва только лед начал таять, как им пришлось расстаться — ему пора было на юг, в часть, а ее повезли в северном направлении,
Сергей записал координаты лагеря и теперь часто вспоминал черноглазую девочку с густыми бровями, пообещал себе разыскать ее после войны. Наступал новый, девятьсот шестнадцатый год, всем в войсках казалось, что уж он-то принесет союзникам долгожданную победу.
ГЛАВА 4
Как только они очутились в тесном номере с низким потолком, Сиверов резко обернулся и нанес ближнему качку удар в челюсть. Качок осел по стенке — будто стек вниз. Напарник от неожиданности выпучил свои и без того выпуклые глаза, попробовал достать Глеба электрошокером.
Сиверов попятился назад, гася силу чужих выпадов. Дождался, когда стойка противника окажется неустойчивой, и сам ответил в том же стиле. Получив подошвой по уху, качок отлетел на диван. Но не удержался и с глухим стуком свалился на пол.
Тем временем первый пострадавший попробовал было поднести к уху мобильник, вызвать подкрепление. Стиснув его запястье, Сиверов вывернул руку. Забрал «аппарат» и только после этого вернулся к двери, чтобы закрыть ее на ключ.
— Чутья у вас нет, уроды.
Обращался он во множественном числе, хотя слышать способен был только один из качков, второй валялся в отрубе.
— Шефу доложили, что вы тут бардак развели, вот он и прислал меня проверить.
— К-какой б-бардак? — стал заикаться собеседник. — Р-разве… Прислоняясь к стене, он пытался кое-как выпрямиться.
— Речь не про девочек, козел. Про то, как вы номера чистите.
— Я в-вообще ни п-при чем.
— Некогда шефу следствие проводить. Он вас всех здесь на шишку натянет! Где барахло?
— В г-гараже.
— Пошли посмотрим.
Сиверов спокойно запер пучеглазого в номере — этот раньше чем через час не очухается. Собеседник тем временем осторожно нес собственную голову, чтобы лишним поворотом не потревожить челюсть.
В другом номере качок забрал связку ключей. Вдвоем они выбрались во внутренний двор, подошли в темноте к служебным гаражам. Открылись стальные ворота, внутри зажегся свет. Вишнево-красная «аудюха» стояла с открытым капотом. За ней, в дальнем углу, лежали друг на друге новехонькие колеса. За колесами, под грязной тряпкой, — несколько сумок и свертков.
7 
