Последние отзывы

  11  

Слишком уж неестественными казались улыбки на этих фотографиях, а глаза солдат и офицеров оставались грустными, хоть и выправка, хоть и форма, хоть и награды сияют. Все на них не то. Комбат любил обыкновенные любительские снимки. На них человек получался таким, каким был в жизни.

Вот фотография Андрюши Подберезского, еще совсем молоденького. Он стоит рядом с Комбатом, положив руку ему на плечо, и Комбат обнимает Андрея. Они только что вернулись с очень рискованного задания, летали на вертолетах в горы. Там, в ущелье, «духи» завалили выезд и хотели расстрелять колонну. Если бы не Комбат с ребятами, то наверняка из того ущелья со страшным названием «Змеиная тропа» не вернулся бы никто. У мертвых отрезали бы головы, оставшихся в живых парней убили бы. А так Комбат и его десантники успели. Они ударили в тыл, опрокинули «духов» в то же ущелье, куда они собирались сбросить колонну, и исход тяжелого боя был предрешен. Правда, потеряли тогда много — убитыми двенадцать человек и раненых оказалось около тридцати.

«Меня тоже тогда зацепило», — вспомнил Комбат, — правда, на фотоснимке этого не видно. Повязка, пропитанная кровью, была прикрыта курткой. А вот Андрею Подберезскому все время везло, как будто родился в рубашке. Пули обходили его. Даже в самых рискованных, невероятных ситуациях Андрей Подберезский оставался целым.

Но и ему однажды не повезло, причем, по глупости.

Парень поскользнулся, сорвался с утеса и подвернул ногу. Его пришлось волочь на плечах. Ребята тогда отстреливались, прикрывали отходивших и, что случалось редко, никто не погиб. Так что, в общем, все кончилось хорошо.

«А вот еще снимок: Комбат и его парни, — почему-то в третьем лице подумал о себе Борис Рублев, — расположились возле палатки с банками импортного пива в руках. Тогда еще такое пиво в России не продавалось, а там, в Афганистане, оно уже имелось. У кого мы отбили это пиво, как оно попало к нам?»

Борис Рублев пытался вспомнить, но вместо этого перед глазами проплывали лица парней, взрывы, и ему даже казалось, что сейчас, когда он сидит в своей квартире, ощущает сладковатый запах тротила и пороха.

Этот запах щекочет, щиплет ноздри, на глаза наворачиваются слезы.

— Что за чертовщина какая-то! — буркнул Рублев, сбивая пепел с уже давно погасшей сигареты.

«На этих фотографиях, — вдруг подумал Борис, — мертвых больше, чем живых. Странное дело, люди на фотографиях остаются живыми, хотя они давным-давно мертвы, их нет на этом свете. Но я вас помню, ребята, я не забыл никого. Вы все мои друзья, все мои боевые товарищи. То, что я остался жив, не моя вина. Я не хотел терять никого из вас — никого! Лучше бы погиб я, лучше бы меня снял афганский снайпер, прострелил мне сердце, а вы остались бы в живых. Тяжело смотреть снимки, очень тяжело… Хотя я на них молод и бесшабашен. Теперь я понимаю, почему тесемки были завязаны на тугие узлы».

Комбат рассматривал одну карточку за другой, время от времени он останавливался, прикрывал глаза, проводил ладонью по глянцевой, скользкой поверхности карточки.

— Эх, ребята, ребята… Где же вы теперь?

«Разбросала нас всех судьба. Кто в Сибири, кто на Севере, кто в Питере, кто в Москве, в Смоленске. Вы везде — в Беларуси, на Украине, в Чечне, в Таджикистане».

И тут Борису Рублеву попалась фотография, на которой был изображен его брат. Фотографию Андрей Рублев прислал Борису в Афганистан.

"Нет, нет, не в Афганистан, — тут же уточнил Борис, — эту фотографию я получил в госпитале. Да, да, в Ташкенте. Из Кабула меня перевезли на самолете в Ташкент и три часа со мной возились военные хирурги, пытались спасти ногу. Слава богу, это им удалось.

Что-что, а хирурги там хорошие и свое дело знают туго.

Да, я помню, как сестра принесла конверт. Я разорвал его и увидел фотографию улыбающегося Андрея, снятого на фоне Адмиралтейства. Я даже знаю что там написано, — Рублев перевернул снимок и прочел аккуратные строки, написанные младшим братом:

«Старшему брату Борису, который сейчас защищает родину, от младшего брата, студента-бездельника. Держись, Борис, я тебя жду и буду рад встрече».

«Да, после этого мне предоставили отпуск, и я поехал прямо в Ленинград. Тогда еще город назывался Ленинградом. Но мы называли его Питером. Я еще прихрамывал, опирался на палочку, на груди у меня блестел орден Красной Звезды — второй, полученный мной в Афгане. И я с Андреем замочил орден, опустив его в стакан с водкой. Да, было такое в моей жизни».

  11