Последние отзывы

  33  

— Михаил Андреевич…

— Что такое?

— Михаил Андреевич… Можно вас… На минутку.

Зигмунд, бледнее собственной белоснежной сорочки, губы трясутся. Тянет его за рукав.

— Куда? Что такое?

— Я вас прошу…

Утянул на кухню, а там воровато оглянулся: не слышит ли кто? На плите в огромных кастрюлях что-то варилось, на кухонном столе лежали глянцевые, вымытые до блеска овощи, горкой — душистая зелень, остро пахло специями. Эстер Жановны здесь не было. Зигмунд, прикрыв дверь, поспешно сказал:

— Я вас прошу, не выдавайте меня!

— О чем вы?

— Вы знаете, о чем, — отвел глаза Зигмунд.

— Можно попросить у вас бутерброд?

— Михаил Андреевич…

— Я есть хочу!

— Да, да. Сейчас.

Зигмунд идет к огромному холодильнику, хлопает дверца, и он говорит его спине:

— Успокойтесь. Обойдется.

— Вы думаете? В руках у Зигмунда окорок, бутылка с острым соусом, а взгляд отчаянный.

— Ну, что он вам сделает?

— О! Вы не знаете Воронова! Это страшный человек! Страшный! Злобный и мстительный. И… он сумасшедший! Теперь я уверен, что он — сумасшедший! Я сделал глупость… Но она так просила…

— Да уж, когда она так просит, ей трудно отказать, — намекнул он.

Зигмунд дрожащей рукой отрезает окорок, режет пополам багет и дрожащими руками делает сэндвич. Кетчуп проливается на стол. Сомелье хватает тряпку.

— Не надо так нервничать, Зигмунд.

— Я боюсь.

— Обойдется.

Он впивается зубами в сэндвич. Уже легче. Еда — это здорово! Перед тем как начать расследование, надо бы подкрепиться. На зубах аппетитно хрустит маринованный огурчик, энергично орудуют челюсти. Зато Зигмунд его энтузиазма не разделяет. По-прежнему бледен от страха. Надо его подбодрить. Ну что такого страшного может случиться? Он так и говорит:

— Ну не убьет же вас Ворон? Ну, уволит. Что вы себе, работу не найдете?

Зигмунд пытается еще что-то сказать, но в это время в кухню заходит Эстер Жановна с пустым подносом в руках.

— Зигмунд, надо спуститься в погреб, и… Кто здесь? — Она от неожиданности роняет поднос на мраморные плиты пола, раздается звон, эхо которого разносится по гулким коридорам замка. Словно бы один из невидимых оркестрантов ударил в литавры. Оркестр обещал красавице Бейлис Федор Иванович Сивко. И надо же! Не ошибся! А марш-то похоронный…

— Я пришел за бутербродом.

— Боже! Как вы меня напугали!

Поднос поднимает Зигмунд, бормоча при этом:

— Все в порядке, у нас все в порядке.

— Я, пожалуй, пойду, — говорит он. — У вас суп выкипает.

— Господи! — она кидается к плите.

А и в самом деле: что теперь будет? Как милой девушке выбраться из замка? А ему как отсюда выбраться? Судя по начальнику охраны, здесь работают профессионалы. Парень дело знает, и если бы он был здесь такой один! Но оловянных солдатиков, всерьез играющих в войну, на территории замка хватает. Это уже не кино. Здесь убивают по-настоящему. Эх, если бы оружие…

Он поднимается по лестнице, на ходу доедая сэндвич. До заката завтрашнего дня не так уж много времени. А что будет, если он так и не узнает, кто убил Бейлис?

А что будет, если узнает?

Шабли

В то время как в винном погребе хозяин замка разоблачал миллионера-самозванца, Иван Таранов и Елизавет Петровна поднялись на третий этаж.

— Где ж она может прятаться, а? — озадаченно спросил Таранов. — Это ж надо такого понастроить! Катакомбы! А главное: зачем?

— У тебя, что ли, нет загородного особняка?

— Так у меня ж на Рублевке! В заповедной зоне! И у Сивко тоже. И у тебя. А здесь зачем?

— Места красивые, — пожала плечами Елизавет Петровна.

— Красивые, — кивнул Таранов. — А толку? По-моему, Воронов слегка не в себе. Как думаешь?

— Слегка! Скажи лучше, что он помешанный!

— А ты помнишь, с чего началось?

— Все началось, когда он купил на аукционе в Париже эту чертову бутылку вина, — задумчиво сказала Елизавет Петровна и бросила на Таранова внимательный взгляд.

— «Мутон Ротшильд» с аппликацией Матисса? Точно! Все началось тогда.

— Ему не надо было этого делать.

— Точно! Не буди лиха, пока оно тихо, так, что ли? Ну, с чего начнем? — нетерпеливо спросил Таранов. — На чердак поднимемся?

— Можно и на чердак.

Иван Таранов идет к лестнице на чердак, но Елизавет Петровна вдруг останавливает его резким окликом:

  33