очень нудно 
13 
– Ну, что будем делать?
– Хрен его знает, – злобно сказал Фриц. – Огнемет бы сюда…
– Может, кирпичей привезти? – спросил, подойдя, прыщавый парень в комбинезоне. – Я с кирпичного. Машина есть, в полчаса обернемся…
– Нет, – авторитетно произнес Фриц. – Кирпичи не годятся. Все стекла перебьем, а потом они же нас этими же кирпичами… Нет. Тут надо бы какую-нибудь пиротехнику… Ракеты, петарды… Эх, фосгену бы десяток баллонов!
– Откуда в городе петарды? – произнес презрительный бас. – А что касается фосгена, то, по-моему, уж лучше павианы…
Вокруг начальства начала собираться толпа. Один чернявый грек остался в стороне – изрыгая нечеловеческие проклятия, он отмывался у водоразборной колонки.
Краем глаза Андрей наблюдал, как чернохвостый и его приятели бочком-бочком снова подбираются к ларьку. Тут и там в окнах домов стали появляться бледные от пережитых страхов и красные от раздражения лица аборигенов, в основном женские. «Ну, чего вы там стали? – сердито кричали из окон. – Прогоните же их, вы, мужчины!.. Смотрите, ларек грабят!.. Мужчины, чего же вы стоите? Эй, ты, белобрысый! Командуй, что ли?.. Что вы стоите, как столбы?.. Господи, у меня дети плачут! Сделайте же так, чтобы мы могли выйти!.. Мужчины называется! Обезьян испугались!..» Мужчины угрюмо и пристыженно огрызались. Настроение было подавленное.
– Пожарников! Пожарников надо вызывать! – твердил презрительный бас, предпочитавший павианов фосгену. – С лестницами, с брандспойтами…
– Да бросьте вы, откуда у нас столько пожарников…
– Пожарники – на Главной.
– Может, факелы какие-нибудь запалить? Может, они огня испугаются!
– Черт! Какого дьявола у полицейских отобрали оружие? Пусть раздадут!
– А не двинуть ли нам, ребята, по домам? Я как подумаю, что у меня жена там сейчас одна…
– Это вы бросьте. У всех жены. Эти женщины – тоже чьи-то жены.
– Так-то оно так…
– Может, на крыши взобраться? С крыш их чем-нибудь… того…
– Чем ты их достанешь, балда? Палкой своей, что ли?
– У, гады! – заревел вдруг с ненавистью презрительный бас, разбежался и с натугой метнул свой лом в многострадальный ларек. Фанерную стенку пробило насквозь, шайка чернохвостого глянула с удивлением, помедлила и снова принялась за огурцы и картошку. Женщины в окнах издевательски захохотали.
– Ну что ж, – сказал кто-то рассудительно. – Во всяком случае, мы своим присутствием задерживаем их здесь, стесняем их, так сказать, действия. И то хорошо. Пока мы здесь, они побоятся продвинуться дальше в глубину…
Все принялись озираться и загомонили. Рассудительного быстро заставили замолчать. Во-первых, выяснилось, что павианы продвигаются-таки в глубину, невзирая на присутствие здесь рассудительного. А во-вторых, если бы даже они и не продвигались, то что же он, рассудительный, – собрался ночевать здесь? Жить здесь? Спать здесь? Какать и писать здесь?..
Тут послышалось неторопливое цоканье копыт, тележный скрип, все посмотрели вверх по улице и замолчали. По мостовой неторопливо приближалась пароконная телега. На телеге боком, свесив ноги в грубых кирзовых сапогах, дремал крупный мужчина в выгоревшей гимнастерке русского военного образца и в выгоревших же бриджах хэ-бэ. Склоненная голова мужчины была сплошь покрыта спутанным русым волосом. В огромных коричневых руках он вяло держал вожжи. Лошади – одна гнедая, другая серая в яблоках – переступали лениво и тоже, кажется, дремали на ходу.
– На рынок едет, – сказал кто-то почтительно. – Фермер.
– Да, ребята, фермерам горюшка мало – когда еще до них эта сволочь доберется…
– Между прочим, как представлю я себе павианов на посевах!..
Андрей с любопытством приглядывался. Фермера он видел впервые за все время своего пребывания в Городе, хотя слыхал об этих людях немало – были они, якобы, угрюмы и диковаты, жили далеко в диких местах, вели там суровую борьбу с болотами и джунглями, в город наезжали только для сбыта продуктов своего хозяйства и, в отличие от горожан, никогда не меняли профессии.
Телега медленно приближалась, возница, вздрагивая опущенной головой, время от времени, не просыпаясь, чмокал губами, несильно дергая вожжи, и вдруг обезьяны, настроенные до того довольно миролюбиво, пришли в необычайное злобное возбуждение. То ли их раздражили лошади, то ли им надоело, наконец, присутствие посторонних толп на их улице, но они вдруг загомонили, заметались, засверкали клыками, а несколько самых решительных вскарабкались по водостокам на крышу и принялись ломать там черепицу.
13 
