Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
71 
Генерал выбрался, приподнял ворот плаща. На этот раз портфель он держал в левой руке, а зонт в правой и так же, как шел по коридору в управлении ФСБ, двинулся по диагонали через двор: голова наклонена вперед, движения уверенные и сосредоточенные. Генерал Потапчук прошел во второй двор, обогнул детскую площадку, подошел к нужному подъезду и взглянул на знакомые окна. Они были темны — другого Федор Филиппович и не ожидал.
Он, конечно же, мог воспользоваться «мобильником», который лежал у него в кармане. Набрать номер своего агента и уточнить, на месте ли он. Но за долгие годы уже была выработана своя тактика и стратегия в отношениях и поведении. Генерал Потапчук позволял себе телефонные звонки к Сиверову лишь в самых-самых крайних случаях, когда никакой другой возможности оперативно найти Сиверова не существовало, лишь тогда он брал в руки трубку телефона.
Тяжело дыша, экономя силы, Федор Филиппович поднялся на последний этаж. Остановился у не очень приглядной двери, обитой железом, с глазком, позвонил условленным звонком. Перед этим он взглянул на светящиеся цифры командирских часов, старых, как и сам Потапчук, но таких же верных и надежных, как хозяин. Эти часы его никогда не подводили.
ГЛАВА 14
Через условленных семь секунд дверь отворилась, причем абсолютно бесшумно, и если бы генерал не смотрел на нее, то наверняка он бы не услышал.
— Добрый вечер, — из темноты небольшой прихожей произнес Глеб, оглядывая силуэт генерала. — Прошу.
Генерал Потапчук повел носом. На площадку потянуло запахом кофе, из глубины комнаты слышалась музыка.
Дверь, у которой стоял Глеб Сиверов, бесшумно закрылась, в прихожей вспыхнул свет.
— Да, так лучше, — сказал генерал, пожимая крепкую ладонь Глеба. — Выглядишь ты хорошо.
— Дежурный комплимент? А вот я вам, Федор Филиппович, подобного комплимента не отвешу, не рассчитывайте.
— Что, сдал Федор Филиппович?
— Да уж, — произнес Глеб, поправляя зонтик и вешая его на крючок, рядом с серым плащом генерала. — Проходите, гостем будете, — не без галантности сказал Глеб и сделал рукой жест, мгновенно напомнив генералу хорошо вышколенного официанта из дорогого ресторана.
— Тебе бы бабочку да смокинг, мог бы и в ресторане работать.
— Мог бы быть и официантом, и барменом. Вы, вообще, Федор Филиппович, наверное, даже не представляете, сколько всякой ерунды я могу делать?
— Да уж, не представляю, голубчик. Думаю, побольше, чем я.
— Ну уж ладно вам! Присаживайтесь в кресло, в ваше любимое. Кофе, как вы понимаете, уже готов. Но если вы вдруг пожелаете чая, то у меня есть и зеленый, и черный, и красный. Весь, естественно, листовой, высших сортов, стоит вам лишь…
— Не хочу я, Глеб, чая, будем пить кофе, — генерал уселся.
Глеб, сидя напротив Потапчука, принялся разливать кофе по чашкам.
— Прошу, угощайтесь. Без сахара.
— Спасибо, Глеб. Может, у тебя и сигарета найдется?
— Любой каприз, Федор Филиппович, за ваши деньги,
— Это еще что за штучки?
— Ее я из Витебска привез.
— Хорошая фраза. Ты еще не решил, какой гонорар тебе полагается за витебскую командировку? Ой, Глеб, кофе хорош! — делая глоток, причмокивая, обронил генерал,
— Еще думаю. Я и сам неплох — не только кофе.
— Что-то ты больно весел, раздухарился, как будто женщину привел. Кстати, как Ирина?
— Все хорошо. Сегодня она какое-то торжество придумала, ждет не дождется меня.
— Какое торжество? — лоб генерала Потапчука сморщился, и он подозрительно взглянул на Глеба.
Тот выдержал взгляд как ни в чем не бывало, передернул плечами:
— Сколько ни думал, Федор Филиппович, не могу вспомнить или угадать, какое сегодня у нее или у нас с ней торжество. Морщил лоб, виски тер, сигарету выкурил, кофе выпил, а вспомнить не удалось. Единственное, что я придумал…
— Ну и… — генерал пытливо взглянул в лицо Глеба.
— Это торжество по поводу того, что наш поэт закончил поэму.
— Не понял… еще раз.
— Поэт закончил поэму, — бойко продекламировал Глеб.
— Какой к черту поэт и какую к тому же поэму?
— Я и сам не знаю, какой поэт и какую поэму, и закончил ли он ее. Ирина любит так говорить. Тут я уже напрягся, тоже начал думать. Федор Филиппович, если вы ко мне пришли, значит, у вас есть дело. А если ваш портфель тяжелый, словно в нем лежат два кирпича, а в левой руке вы держали зонт, значит, я могу сделать вывод, вы заглянули ко мне не на чашку кофе.
71 
