очень нудно 
3 
Вопросов набралось намного больше, чем ответов. Одним из самых животрепещущих оставался вопрос о том, куда подевался портфель Мерзлова, с которым он почти никогда не расставался, который он держал возле кровати, когда лез под одеяло к своей любовнице. Может, портфель утонул в речном иле вместе с телефоном и бумагами? Это было бы благом для всех собравшихся в ресторане, тогда можно чувствовать себя спокойно.
Но, с другой стороны, если бы портфель попал в чьи-то посторонние руки, то это было бы несложно вычислить. Слишком уж важные документы находились в портфеле, при помощи которых можно было шантажировать большую часть собравшихся за столом. А собравшиеся являлись предпринимателями далеко не средней руки — банкиры, бизнесмены, владельцы контрольных пакетов акционированных предприятий. Но пока документы не всплывали ни в прямом, ни в переносном смысле. И из этого можно было сделать вывод, — во всяком случае, хотелось сделать: документы исчезли бесследно и уже не всплывут.
Говорили мало, даже дежурных фраз о покойном почти не звучало. Да и кто мог сказать что-нибудь хорошее о Мерзлове? Язык не поворачивался, он был таким же мерзавцем, как и все, присутствовавшие на этом скорбном мероприятии, а может, в чем-то и превосходил собравшихся. Говорили недомолвками:
«…да, был, да знал, много знал, но за это не всегда убивают…»
«…есть же те, кто знает куда больше, и так они ходят…»
«…самоубийство? Бросьте, какое самоубийство, все мы знали Савелия…»
Постепенно все напивались. День был субботний, и завтра работать никто из присутствующих не собирался. У всех имелись шоферы, машины, охрана, так что о доставке домой никто из присутствующих не беспокоился. Как ни пытались отвлечься собравшиеся, это им не удавалось, словно бы труп Мерзлова лежал прямо на столе, на всеобщее обозрение, напоминая каждому, что может случиться с ним самим.
Бирюковский потряс головой, и ему показалось, что его мозг превратился в основательно застывший студень. Но голова понемногу перестала болеть, возможно, это подействовали таблетки, и он почувствовал себя немного лучше, лишь соображать еще не мог — только вспоминать. С трудом поднялся, ощутив босыми ступнями толстый ворс ковра. Он сделал такое движение, будто бы вытирал ноги, придя с грязной улицы в квартиру.
Этот нехитрый массаж немного разогнал кровь в теле, но до головы она еще не дошла.
Бирюковский подошел и выглянул в окно. Знакомый пейзаж показался ему каким-то фантастическим, словно бы кто-то, пока он спал, подменил в нем несколько деталей и словно бы эти детали пришли в пейзаж из его кошмарного сна. А вот какие именно, он сообразить не мог. Огромное водохранилище, другой берег которого утопал в предрассветных сумерках, серый снег, черно-рыжие, словно скрученные из ржавой колючей проволоки деревья, маленькие домики, разбросанные там и сям среди грязного снега, — все это производило гнетущее впечатление. Но и тусклый желтоватый свет торшера, горевший в комнате, тоже не радовал душу, не было в нем уюта, тепла.
Лев Данилович поежился, подумал, что в комнате страшно холодно. Он приблизился к камину, взял в руки кочергу и принялся ворошить еще поблескивающие красным, почти до конца прогоревшие уголья.
Охранники молчали, ожидая, что же им прикажет хозяин. А тот и сам не мог принять решение. С одной стороны, ему хотелось побыть одному, но в то же время он понимал, что, лишь только останется в одиночестве, ему захочется иметь рядом хоть одну живую душу.
«И неважно, кто это — кот, собака, охранник или женщина».
Он все-таки махнул рукой, показывая, чтобы охранники ушли, справедливо рассудив, что не стоит показываться им на глаза в таком неприглядном виде, уважения к нему это не прибавит, хотя охранники видели его во всяких ситуациях.
— Привести себя в порядок, привести себя в порядок, — несколько раз повторил Бирюковский, убеждая себя в очевидном.
«Таблетки — ерунда, только симптомы снимают, а причину болезни не лечат, главное, чтобы отрава вышла из организма. Горячий душ, потом холодный, крепкий чай, прогулка на свежем воздухе.., пусть с потом выйдет вся отрава, и тогда я смогу соображать, тогда мир перестанет казаться таким мрачным и серым». — Но даже двигаться не хотелось. Бирюковскому приходилось заставлять себя переставлять ноги, думать о каждом шаге. И хотя душевая комната находилась прямо за дверью спальни, дорога туда показалась ему очень длинной.
3 
