Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
50 
Прижавшись к стене за дверью, Слепой и Костя переждали залп. Костя все дергал свою гранату, шипя от раздражения.
– Ну, что ты возишься? – вполголоса спросил Глеб. – Давай помогу.
Он взялся за гранату и сделал быстрое движение.
– Подержи-ка, – сказал он Косте и сунул в его ладонь выдернутую чеку, которую тот автоматически взял. За секунду до взрыва Слепой схватил опешившего напарника за комбинезон на груди и буквально зашвырнул в дверь.
В комнате громыхнуло, и дверь вышибло наружу.
Из развороченного дверного проема в коридор выплыло густое облако едкого тротилового дыма пополам с алебастровой пылью. Глеб нырнул в это облако, держа наготове автомат, но стрелять было не в кого – два национал-патриота валялись в углу у окна, как забытые тряпичные куклы. На то, что осталось от Кости, Слепой смотреть не стал.
Он снова выскочил в коридор, где уже грохотали сапоги и лязгало оружие – «вольные стрелки» ворвались на второй этаж.
Их встретили огнем – уцелевшие национал-патриоты взяли себя в руки и попытались оказать достойное сопротивление. Их все еще было больше, чем людей Сердюка, и недостатка в патронах они, похоже, не испытывали. Малахов явно не скупился, экипируя свою гвардию. Коридор мгновенно превратился в миниатюрное подобие ада, где в облаках дыма и пыли метались, перебегая от стены к стене, темные фигуры, и непрерывно сверкали вспышки выстрелов. Через эту кашу вдруг, дико вопя и паля из автомата, пронесся какой-то человек, и Глеб с трудом сообразил, что это нанюхавшийся кокаина Сверчок исполняет коронный трюк. Не раздумывая, он бросился следом, используя Сверчка в качестве прикрытия, а когда тот, наконец, упал, швырнул гранату в темневший совсем рядом дверной проем, откуда били автоматы.
В темноте громыхнуло, она на миг озарилась дымным оранжевым светом, посыпалось стекло, что-то рухнуло с тяжелым деревянным хрустом, автоматы смолкли, и стало слышно, как там, в темноте, кто-то надрывно стонет – не то от страха, не то от нестерпимой боли.
Глеб первым шагнул в эту темноту и сразу же нашарил справа от двери выключатель. Щелкнув клавишей, он одновременно сделал быстрый шаг в сторону, прочь от двери, и не напрасно – пистолетный выстрел хлестнул по ушам, и пуля влепилась в штукатурку в нескольких сантиметрах от его головы.
Слепой вскинул автомат и дал короткую очередь.
Владимир Иванович Малахов, все еще сжимая в ладони рукоять ТТ, вывалился из-за портьеры, как свернутый в рулон ковер.
– Game's over, – неизвестно почему переходя на английский, сказал Слепой. – Игра окончена.
Он огляделся. Чудом уцелевшая лампочка в разбитом потолочном светильнике освещала когда-то дорого и со вкусом обставленную, а теперь вдребезги разнесенную взрывом комнату. Осколки гранаты превратили в щепу дорогую мебель, изрешетили стены. Портьера, за которой пытался спрятаться Малахов, свисала рваными лохмотьями, из выбитого окна тянуло ледяным ветром. Среди обломков мебели и рухнувших с потолка и стен пластов штукатурки в неестественных позах лежали три или четыре тела в густо припорошенных известковой пылью черных униформах. Сквозь белесую пыль местами проступала кровь, казавшаяся на этом фоне ненормально яркой. Один из национал-патриотов стонал, зажимая обеими руками вспоротый осколком живот. Вокруг него натекла уже целая лужа крови, и было ясно, что это не жилец.
В доме хлопали двери и время от времени лопотали короткие очереди – «вольные стрелки» заканчивали зачистку, убирая ненужных свидетелей. В комнату, тяжело хрустя битым стеклом, неторопливо вошел майор Сердюк.
– А, это ты, – устало сказал он, увидев Слепого. – Хорошая работа. Ботало не видал?
– Костю? Видел. Разнесло вдребезги. На собственной гранате подорвался, идиот.
Батя затейливо выматерился и мимоходом пристрелил притихшего раненого. Тот дернулся и затих.
Глеб не поморщился – он видел вещи покруче. В коридоре ревел быком и крыл бога, душу и мать подстреленный Сверчок. Батя скривился – этот шум его явно раздражал, и Глеб подумал, что было бы неплохо, если бы майор заодно пристрелил и Сверчка.
Под массивным письменным столом что-то коротко прошуршало и сразу же стихло, словно там шевельнулась осторожная мышь. Батя мгновенно присел на напружиненных ногах и сделал Глебу знак стволом револьвера – проверь. Глеб осторожно шагнул вперед – под ногой захрустело, заныло и взвизгнуло битое стекло. Плюнув на осторожность, Слепой одним прыжком подскочил к столу и рывком вытащил из-под него серого от пыли и ужаса мальчишку лет двенадцати. Тот сжался в тугой комок и изо всех сил зажмурил глаза, отчего лицо его сморщилось, как печеное яблоко. Щеки его были мокрыми и грязными от смешавшихся с пылью слез.
50 
