«Что же еще взять из стрелкового оружия?» В железном ящике хранилось два автомата системы Калашникова. "Автомат, думаю, брать не стоит. Хотя… Оружие надежное, проверенное, испробованное сотни раз и никогда меня не подводившее.
Возьму", – решил Глеб и вытащил короткий десантный автомат с подствольником.
После этого из ящика был извлечен оптический прицел. Осталась мелочевка – две фляжки, аптечка, камуфляж.
«Следует подумать об обуви. Хотя лучше американских ботинок ничего не придумаешь». У Глеба в гардеробе имелось две пары таких. Одни почти новые, а вторая пара служила Глебу уже несколько лет. Ее он и взял. Потом Сиверов принялся рассовывать боеприпасы по многочисленным карманам камуфляжного жилета.
Все его движения были выверенными, точными и напоминали движения хирурга, проводящего операцию.
Когда с экипировкой было покончено, Глеб достал из шкафа большую зеленую сумку, пошитую из армейской плащ-палатки, и все барахло – оружие, ботинки, нож, боеприпасы, фляжки, аптечку – побросал в нее. Держа в руках противогаз, Глеб заколебался, стоит ли его тащить с собой, но все-таки взял: интуиция подсказала, что противогаз может понадобиться.
Сумка получилась увесистой. Глеб встряхнул ее – ничто не звякнуло, металл нигде не соприкасался с металлом. «Да, паковать вещи я научился, к этому у меня настоящий талант. Хорошо еще, что не надо прыгать с парашютом».
Он тут же припомнил один из ночных прыжков, когда вдруг налетел ветер и трое из девятерых разбились о скалы. Тот рассвет Глеб запомнил на всю жизнь.
Потом были перестрелки и бесконечные попытки уйти от преследования. Душманы их буквально обложили, врагов оказалось раз в десять больше, чем рассчитывали.
Тогда Глеб уже попрощался с жизнью, понимая, что если их возьмут в плен, то придется принять страшную смерть. Их стали бы мучить, истязать, стали бы глумиться. На той войне не было места милосердию к врагу… «Хватит об этом думать, иначе сам себе испортишь настроение».
Сиверов прикинул: сборы окончены, вроде бы он ничего не забыл и сейчас самое время присесть перед дорогой. Если было бы с кем, не отказался бы выпить стопку водки. Но Глеб, как всегда, был один – волк-одиночка. Сиверов закрыл маленькую комнату, задвинул дверь, ведущую в нее, стеллажом. Его взгляд упал на пестрые и яркие даже под слоем пыли компакт-диски. "Послушаю-ка я музыку.
Давно не слушал".
Светодиод на музыкальном центре сверкал, как крохотный рубин. Компакт-диск мягко вошел внутрь. Глеб взял пыльный пульт, опустился в кресло, нажал на кнопку. Из двух огромных колонок полилась симфоническая музыка. Она заполнила мастерскую, и, казалось, звукам даже в этой просторной комнате тесно. Мелодия хотела вырваться наружу, Глебу почудилось – сейчас распахнется окно и музыка, свободная и независимая, полетит над городом. А люди удивленно вздрогнут, запрокинут головы, станут смотреть в небо и пытаться понять: что же случилось в Москве и откуда льются эти божественные звуки? И, может быть, тогда им расхочется жить не праведно, может быть, тогда они хоть на какое-то время перестанут обманывать, перестанут ненавидеть друг друга и станут лучше, задумавшись о смысле жизни, отринув мелкие дрязги и суету.
«Нет, красота никогда не спасет мир! Никогда! –Глеб был убежден в этом, – Мир может спасти только сила. Но сила должна быть разумной». А музыка звучала и звучала. Она кружила по комнате, раздвигала стены. Она обволакивала Глеба, сидящего с закрытыми глазами. У его ног дожидалась своего часа сумка с оружием.
«Да, только сила… Разумная сила может помочь человечеству, может спасти многих. Но и красота нужна. Без красоты, без музыки невозможно жить…»
– Мне невозможно, – прошептал Глеб, и его пальцы пришли в движение, словно он играл на невидимом инструменте, вторя волнам музыки. – Пальцы словно ловили, перебирали, поглаживая камешки, принесенные этими теплыми звучащими волнами.
«Как жаль, что я не сходил с Ириной в Париже в оперу. Жаль… Но ничего, если все обойдется, если я вернусь живым и здоровым, мы обязательно сходим туда. Я покажу ей фантастический плафон, расписанный Шагалом. И она услышит музыку, услышит волшебные голоса певцов, и мы с ней улетим. Улетим далеко-далеко, забудем все на свете…» Музыка еще звучала, еще рвалась из массивных черных колонок, но Глеб уже поднял левую руку и взглянул на циферблат часов. «Еще один круг секундной стрелки – и я поднимаюсь».