И никто не удивился, когда уже через неделю была сформирована съемочная группа, открыт счет в одном из неприметных коммерческих банков, изготовлена печать, бланки, а с ответственными за проникновение в зону лицами достигнута договоренность.
Экологический фестиваль в Мюнхене должен был состояться в начале сентября.
Фильм Юрия Хворостецкого, еще не снятый, заявили, оставались сущие пустяки – поехать в зону, снять материал, затем его смонтировать и озвучить.
Конечно же, главную проблему представляла сама экспедиция в зону. Для этой поездки было закуплено два ящика водки минского ликероводочного завода «Кристалл», пиво, два ящика минеральной воды, всевозможные консервы, концентраты супов и все то, без чего не может работать уважающая себя съемочная группа.
– Виталий, – спросил Хворостецкий, постукивая кулаком по колену журналиста, – а правда, что там можно отыскать теленка с двумя головами?
– Ты что, долбанулся, Юра? удивился Виталий. – С каким еще двумя головами?
– Ну говорят же и пишут… Мол, там рождаются страшные мутанты…
– Мутанты? Сам ты мутант! – сказал Виталий.
– Ну ладно… Так что, там нет киногеничных телят?
– Во всяком случае, я не видел.
– А что ты там видел эдакого, что может произвести фурор и от чего волосы на голове западного зрителя дыбом встанут?
– Волосы на голове, может, и встанут, а вот твой член, Юра, возможно, не встанет после съемок. Хворостецкий разволновался не на шутку. Наряду со всеми положительными качествами у него имелось одно отрицательное. Хотя как сказать… Он был ужасным бабником, все об этом знали. Хворостецкий не скрывал своих пристрастий и каждому встречному-поперечному любил рассказывать, как он трахнул ту или иную девицу, и обязательно добавлял, что та визжала от удовольствия.
Семага не сомневался, что половина рассказов Хворостецкого – творческая фантазия режиссера. Поэтому и поддел его, напомнив о влиянии радиации на мужскую доблесть.
– Но сам-то ты как, Виталик? – изменившимся голосом прошептал Хворостецкий.
– А я ничего.
– В смысле – вообще ничего? – в голосе Хворостецкого прозвучало сочувствие.
– Да нет, что ты, Юра, все нормально.
– Ну, будем надеяться, обойдется и со мной. Хотя я слышал, – громко заговорил Хворостецкий, а сидели они в это время в баре телестудии, – что от определенных доз радиации у мужчин происходит гиперсексуальность, – Посмотрим, вдруг у тебя и произойдет, – промямлил Семага, опрокидывая в огромный, как у лягушки, рот рюмку коньяка и облизывая толстые губы.
– А что там все-таки есть экзотического? – не унимался режиссер.
– Экзотического? – пожал плечами Семага. – Ну, живут там в зоне всякие бомжи, уголовники…
– Их и на вокзале можно снять, – сказал Хворостецкий.
– В зоне не такие бомжи, там бомжи-философы.
– Они добровольно ушли в зону, чтобы их никто не беспокоил, не мешал размышлять.
– О чем?
– О смысле жизни…
– А что они там берляют? – задал естественный вопрос Хворостецкий.
– Что поймают, то и берляют.
– А что там можно поймать?
– Можно человека, можно кота, собаку, можно ворону, голубя. В общем, берляют все, что шевелится, лолзает, бегает, летает.
– Вот это уже что-то!
– Да, это любопытно. Правда, стошнить может, глядя, как они разделывают собаку или кота. А в остальном они милые люди.
– Что там еще есть?
– Точно могу тебе сказать – есть собаки без шерсти. Но я думаю, радиация здесь ни при чем. Обыкновенный лишай, от которого выпадает шерсть, стригучка.
– Голые собаки? – глаза Хворостецкого загорелись алчным огнем, он сразу представил эффектные кадры, где стая голых собак мчится за человеком, а затем разрывает его на куски. Для этого, конечно, придется сделать монтаж: человек бежит сам по себе, собаки сами по себе, потом все свести в одну линию, и получится…
Хворостецкий от удовольствия потер вспотевшие ладони: один из сюжетов его будущего фильма уже проклюнулся. Юрий был опытным режиссером-документалистом и знал, что, когда приезжаешь на место, жизнь сама подкидывает всяческие сюрпризы и подарки, успевай только включать камеру, и все это само полезет в кадр.
– А бабы там живут? – осведомился Хворостецкий.
– Живут и бабы. Только они все немытые.
– Бомжи с этими бабами трахаются?
– Конечно. Если хорошо поедят.
– Понятно, – Хворостецкий сплюнул под пластмассовый столик и подумал, что неплохо было бы снять какой-нибудь душещипательный сюжет о любви выброшенного из жизни бомжа к конченой алкоголичке – эдаких чернобыльских Ромео и Джульетте.