76 
– Так в чем же дело? – спросил Георгий, заставив себя открыть глаза и в упор посмотреть на старика. – Давайте расстанемся!
– Когда я говорил, что твой отец был дураком, я вовсе не имел в виду слабоумие, – проворчал Андрей Михайлович. – И тебя в отсутствии сообразительности тоже не упрекнешь. Так зачем же ты прикидываешься имбецилом? Ведь тебе же отлично известно, что расстаться друзьями мы теперь не сможем, а расставаться врагами… Ну скажи, зачем тебе это нужно? И зачем это нужно мне? Ты уже должен был понять, что мои враги долго не живут. А ты мне как сын, Жорик, и я не намерен из-за какого-то вздора превращаться в современного Тараса Бульбу.
– Я бы не стал называть тридцать трупов вздором, – заметил Георгий.
– Ах, да оставь ты в покое эти трупы! – с неподдельной досадой воскликнул Андрей Михайлович. – Один труп – это, как известно, трагедия, а тысяча трупов – просто статистика… Неужели тебе было бы легче, если бы трупов было не двадцать пять, а, скажем, десять? Или два?
– Мне было бы легче, если бы обошлось вообще без трупов, – сказал Георгий.
– Брось, брось! Ты что, видел их, эти трупы? Нюхал их, щупал, хоронил своими руками? Ты даже имен их не можешь назвать, не поднимая списки, которые, кстати, уже благополучно уничтожены… А что касается твоего знакомого, который по твоей милости угодил в эту кашу, так это, братец ты мой, твоя ошибка. Я подчеркиваю: ошибка! А ни в коем случае не вина… И вообще, я не зря начал разговор с твоего отца. Ведь это он вдолбил тебе в голову, что в каждом человеке от рождения сидит какая-то совесть и жить должно, постоянно сверяясь с нею, как с компасом. А если собьешься с курса, она, эта самая совесть, непременно станет тебя грызть и может загрызть буквально до смерти… Так?
– Примерно так, – сказал Георгий, с отвращением слыша проскользнувшую в собственном голосе фальшь.
– Да не так это, и ты это прекрасно знаешь! – воскликнул старик, в запале спора резко садясь на полке. Горячий воздух опалил ему макушку, он зашипел, схватился руками за уши и поспешно вернулся в лежачее положение. – Все совсем не так, – повторил он, морщась и недоверчиво ощупывая уши, словно проверяя, не отклеились ли они. – Если бы это было так, ты бы уже давно повесился или сдался в ментовку. А ты вместо этого паришься со мной, старым упырем, с душегубом партийным, в моей баньке, трахаешь девочек, которых я тебе подкладываю, и споришь со мной на отвлеченные темы – честь, совесть, преступление и наказание… Разводишь напоказ махровую достоевщину, а сам между делом, как бы невзначай, прикидываешь, какие проценты наросли с твоего миллиончика и как бы половчее превратить этот миллиончик в парочку, а в перспективе – в десяток, в сотню миллиончиков… Конечно, укрыть налоги или, скажем, кинуть партнера по бизнесу – это мелочь по сравнению с убийством. Но что же это тогда за совесть такая, которая делит подлости на крупные и мелкие? Воровать, значит, можно, а убивать – ни-ни? И, опять же, в целях самозащиты можно и убить, потому что жить-то хочется, совесть там или не совесть… Ведь про Филатова своего ты сам меня предупредил, по собственному почину, потому что понял: или мы его, или он нас. И совесть твоя даже не пикнула, а если даже и пикнула, то ты с ней быстро разобрался.
– Чего вы от меня хотите? – с тоской спросил Георгий. – Что вы пытаетесь мне доказать? Не побегу я в милицию, не волнуйтесь.
Андрей Михайлович в сердцах плюнул на пол – не изобразил плевок, а именно плюнул.
– Я знаю, что не побежишь, – сказал он. – А если и побежишь, так добежать тебе не дадут. Я же не об этом толкую! Я добра тебе хочу, понимаешь? Ну что делать, если своих детей мне Бог не дал! Мне дело нужно кому-то передавать, старость-то не за горами… А ты артачишься, упираешься, как бычок на веревочке, няньчишься то с совестью, то с самолюбием своим… Я же тебя насквозь вижу! Ты ведь решил, что я тебя нарочно подмял, идею твою прикарманил, сделал из тебя пешку безмозглую, деревянную, козла отпущения… Да не так все это! Козлов я себе за три копейки сотню куплю, а мне партнер нужен. Не военнопленный, который только и смотрит, как бы когти рвануть, а партнер! Молчи, ничего не говори! Слушай старших, сопляк… Мне сейчас твои реплики не нужны, не хочу я с тобой спорить. Не готов ты к спору, Жорик. Ты поживи с этим, переспи пару ночек, поразмысли – трезво поразмысли, без этих твоих розовых соплей! – а там, глядишь, у тебя и охота спорить пропадет. Честный бизнесмен – это то же самое, что честный политик. Небылица это, сказка для дураков. Все грешат, только одни больше, другие меньше. Кто не попался, тот и честный. А кто влип, на того, ясное дело, всех собак вешают… И еще: чем меньше грешишь, тем меньше рискуешь. Это правильно. Но и выигрыш меньше! Что ты заработаешь на своих подрядах, если не станешь ловчить? Да тут и конкурентов не понадобится, родное государство тебя сглотнет вместе с ботинками и шнурков не выплюнет… Чтобы сорвать большой куш, нужен размах. Лес рубят – щепки летят. Вот так-то, Жорик, так-то, сынок…
76 
