Последние отзывы

  93  

Он слышал голоса у магазина. – “Вот поехал мотоцикл”.

Игорь по звуку мотора мог определить марку, мог узнать владельца.

"Чужой мотоцикл”.

От магазина отъехало два легковых автомобиля, остановился грузовик. Деньги лежали в кармане куртки, Игорь ощупывал бумажки, перебирал их, поглаживая.

Продавцы никогда не обманывали Игоря, он в этом убедился не один раз. В городе слепого парня любили, жалели, относились как к большому ребенку. Кто же станет обижать слепого, его и так уже обидела судьба, наказала. На полдороге к магазину Игоря охватило смятение, он даже остановился. Внутреннее чувство подсказывало, что лучше вернуться. Но желание выпить пива оказалось сильнее, чем слабое предчувствие недоброго.

С тремя бутылками пива в шелестящем пакете слепой ди-джей вышел на крыльцо магазина и заспешил домой. С ним поздоровались, он ответил. На полдороге, на том же месте, где его посетило недоброе предчувствие, он услышал частые шаги. “Куда-то торопятся, – подумал слепой ди-джей, – наверное, опаздывают к телевизору, спешат посмотреть ночные новости”.

Бутылки с пивом звякали в пакете. Игорь не дошел до дома восемьдесят шагов, когда его догнали.

– Козел! – услышал он незнакомый голос. – Тебе еще не надоело, урод, вякать по радио?

– Кто вы? – прижимаясь к деревянному забору, пробормотал ди-джей.

– У, урод, пива набрал!

– Если хотите, могу угостить. У меня три бутылки, на всех хватит. Вас же двое?

– Сейчас мы тебя угостим.

Первый удар пришелся в живот. Удар был такой силы, что парень стукнулся затылком о забор. Пакет разорвался, бутылки полетели на асфальт, разбились, пиво, пенясь, побежало по бордюру. Игорь согнулся пополам.

Его били долго, умело, а когда он потерял равновесие и рухнул на мокрый асфальт, усыпанный крупными осколками стекла, его продолжали пинать ногами, при этом грязно матерясь.

Последнее, что он услышал, был тяжелый топот двух пар мужских башмаков. Он понял, что избиение окончилось, и потерял сознание.

Игорь пришел в себя от истошного женского крика: “Человека убили, на помощь!"

Из порезанных ладоней сочилась густая липкая кровь. Богуш попытался подняться и вновь потерял сознание. “Скорая”, вызванная двумя женщинами, приехала через четверть часа. Окровавленного ди-джея положили на носилки. Завывая сиреной и сверкая синей мигалкой, микроавтобус “Скорой помощи” помчался по ночному городу к районной больнице.

Игорь очнулся, когда с него стягивали куртку:

– Где я? – спросил он.

– Тихо, парень, все в порядке. Лучше не разговаривай, молчи. У тебя, наверное, еще и сотрясение мозга.

– Голова болит и тошнит.

– Молчи, дорогой, молчи, – голос женщины Игорю был незнаком. – Скорее в операционную.

* * *

Церковный староста Иван Спиридонович Цирюльник сидел напротив Холмогорова и негромко говорил:

– Меня здесь в войну не было, но мой дядя говорил, что действительно всех военнопленных расстреляли прямо в лагере из пулемета. Выстроили в одну шеренгу под колючей проволокой и принялись строчить. Стреляли долго, пока всех не прикончили, и даже не стали закапывать. А немцев потом будто бы специальная команда расстреляла, всех до единого. Как? Не знаю… Потом овчарки немецкие еще долго бегали, даже зимой их видели и в городе, и на болоте. Страшные животные, люди их боялись панически.

– Ваш дядя, Иван Спиридонович, сам видел убитых немцев?

– Да, видел. Они все были убиты там же, в лагере. Из военнопленных, дядя мне говорил, только два человека оставались живы. Люди падали друг на друга, а у немцев то ли времени не хватило всех прикончить, то ли какая-то заминка случилась, но потом эти военнопленные тоже умерли, уже в госпитале, когда наши пришли.

– Кто немцев убил? – спросил Холмогоров.

– Дядя говорил, в лагере что-то произошло. Кто их убил, как это было, ни те двое, ни кто либо другой рассказать не могли. Может быть, это какой-нибудь наш диверсионный отряд всех немцев уложил… Я вам скажу, Андрей Алексеевич, дело это темное. Потом, когда наши пришли, долго разбирались, что да как, местных всех опрашивали.

– Кто опрашивал?

– НКВД, ясное дело. Но так никто ничего и не понял: что немцам пленные строили, зачем ямы копали, почему всех военнопленных расстреляли. Тогда время такое было, что человек привычным к смерти стал, забот хватало, все думали, как бы выжить. Особо и не задумывались, почему да зачем, – говорил церковный староста, вертя в руках большое наливное яблоко.

  93