Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
48 
Как пили Иванов и, возможно, секретарша слышно не было, а вот татуированный умудрялся чмокать одновременно губами и языком.
– Дело почти сделано, – сказал он наконец.
И только сейчас Глеб сообразил, почему до этого времени молчала женщина:
«Она не понимает по-русски!»
Иванов обратился к ней на английском языке с удручающим акцентом. Хотя, если быть справедливым к нему, слов он не коверкал, лишь не правильно произносил звуки.
– Выпей немного шампанского, – предлагал Иванов своей секретарше. Та отказывалась. Наконец, судя по звуку, – тонкому звону хрусталя, – она все-таки взяла бокал. И Сиверову почему-то показалось, что делает она это не столько ради своего хозяина, сколько ради гостей, кем бы они ни были.
В общем, все эти ухищрения с подслушиванием были пока почти ни к чему.
Ценного Сиверов узнал крайне мало. Он мог бы поступить кондово и куда проще: выбрать какое-нибудь людное место, когда там окажется Семен Георгиевич Иванов со своими телохранителями, и показательно расстрелять всю банду. Тогда бы он тоже достиг цели: о таком происшествии наверняка написали бы все газеты, показали бы трупы в программах новостей. Но все, что делал Глеб Сиверов, он делал основательно. Слепой всегда оставлял своей жертве последний шанс, о которым сама жертва и не подозревала, – шанс оправдаться в его глазах. И если бы такое произошло, Сиверов наверняка отказался бы выполнять задание. Подобное в его жизни случилось однажды, почти в самом начале его карьеры.
«Да-да, – вспомнил Глеб, – это было мое третье задание».
Он тогда еще не имел такого веса в КГБ, какой приобрел теперь, и любая ошибка могла закончиться крушением всей его новой жизни.
Он получил тогда подробное досье, денежный задаток и заверение руководства, что общество вздохнет свободнее, когда прозвучит негромкий выстрел. Глеб залег на крыше здания противоположного тому, в котором жил человек, о котором шла речь в досье.
Все было просчитано: пути отхода, время, необходимое, чтобы преодолеть расстояние от одного дома до другого, и время, нужное ему, чтобы покинуть свою позицию. Вариант казался беспроигрышным – минута форы. Его машина успела бы бесследно раствориться в городе, оставив после себя только легкий запах выхлопных газов. Все складывалось так, чтобы покушение совершилось. Сиверову предстояло убрать торговца живым товаром, поставлявшего девушек в Турцию и Германию.
А тот даже не задвинул шторы на окнах, когда принимал у себя гостей. В те годы только считанные квартиры были оборудованы по европейским стандартам – жалюзи, кондиционеры и прочая дребедень, и Сиверов прекрасно знал российскую привычку: если уж началась пьянка, то непременно, какой бы холод ни стоял на улице, к полуночи все окна в квартире окажутся распахнутыми настежь. Глеб отлично видел застолье, видел хозяина, не раз наводил на него перекрестье прицела.
Но что-то мешало ему нажать на спусковой крючок.
Сиверов медлил.
И вот тогда, на крыше, он впервые понял, что игра окажется игрой, если и ты даешь своему противнику шанс, не заставая его врасплох. Каждый из нас живет с мыслью о смерти и должен соизмерять с нею любой свой поступок, как хороший, так и плохой.
Все уже напились до поросячьего визга. Хозяин квартиры, главный сутенер, жил холостяком, и его сборище обслуживали официантки, приглашенные из ресторана. Оттуда же была привезена и снедь. В новой квартире пока что имелись только стол, стулья, да кровать в спальне, которая до поры до времени пустовала.
Глеб видел все три окна – в гостиной, спальне и кухне.
Сначала квартира жила взаимосвязанной жизнью.
На кухне официантки, используя как стол ящики и положенные на них доски, раскладывали в тарелки снедь.
В спальне время от времени появлялись мужчины и вели деловые разговоры, не предназначенные для чужих ушей. Но затем, после полуночи, когда все уже переговорили, насытились и напились, официанток, кроме одной, самой молоденькой и миловидной, отправили по домам. В обязанности оставшейся входило подавать выпивку на стол.
Глеб выжидал, решив для себя, что уберет хозяина ближе к утру, когда большинство гостей уже уснет или разъедется по домам. Он то и дело переводил взгляд с окна гостиной на окно кухни. Официантка стояла, прижавшись лбом к холодному стеклу, и смотрела на дом, на крыше которого засел Глеб. Сиверов знал наверняка – она не может видеть его, потому что мачты фонарей доходили лишь до уровня третьего этажа и все, что было выше, терялось в темноте. К тому же смотрела девушка из ярко освещенной кухни.
48 
