32 
Затем капитан попросил всех очевидцев инцидента перейти в салон «Виндзор» и обратился к нам с речью, исполненной силы и достоинства. Прежде всего он извинился за случившееся. Попросил, чтобы мы никому не рассказывали об этом «прискорбном случае», так как на пароходе может начаться массовый психоз. Пообещал, что матросы немедленно прочешут все трюмы, междудонное пространство, погреба, склады и даже угольные ямы. Дал гарантию, что никаких чернокожих взломщиков на его корабле больше не будет.
Хороший человек капитан. Настоящий морской волк. Говорит неуклюже, короткими фразами, но видно, что душа у него крепкая и за свое дело он болеет. Я слышал, как Труффо-сэнсэй как-то рассказывал комиссару, что капитан Клифф вдовец и души не чает в единственной дочери, которая воспитывается в каком-то пансионе. По-моему, это очень трогательно.
Ну вот, кажется, я понемногу прихожу в себя. И строчки пошли ровнее, рука больше не дрожит. Могу перейти к самому неприятному.
При поверхностном осмотре мадам Клебер я обратил внимание на отсутствие кровоподтеков. Были у меня и еще кое-какие соображения, которыми стоило поделиться с капитаном и комиссаром. Но более всего я хотел успокоить беременную женщину, которая никак не могла придти в себя после потрясения, а наоборот, твердо вознамерилась довести себя до истерики.
Я сказал ей самым ласковым тоном:
– Может быть, этот чернокожий вовсе не хотел вас убить, мадам. Вы вошли так неожиданно, включили электричество, и он просто испугался. Ведь он…
Она не дала мне договорить.
– Он испугался? – прошипела Клебер-сан с неожиданным ожесточением. – Или, может, это вы испугались, мсье азиат? Думаете, я не заметила, как вы просовывали из-за чужих спин вашу желтую мордочку?
Никто и никогда еще так меня не оскорблял. Хуже всего было то, что я не мог сделать вид, будто это вздорные слова истеричной дуры, и отгородиться презрительной улыбкой. Клебер-сан уколола меня в самое уязвимое место!
Ответить было нечего. Я жестоко страдал, а она смотрела на меня с уничижительной гримасой на злом заплаканном личике. Если бы можно было в этот момент провалиться в пресловутый христианский ад, я непременно нажал бы рычаг люка. Хуже всего было то, что глаза застлало красной пеленой исступления, а этого состояния я страшусь больше всего. Именно в состоянии исступления самурай совершает деяния, губительные для кармы. Потом всю жизнь приходится искупать вину за один-единственный миг утраты контроля над собой. Можно натворить такое, что даже сэппуку будет недостаточно.
Я вышел из салона, испугавшись, что не сдержусь и сделаю что-нибудь ужасное с беременной женщиной. Не знаю, смог ли бы я совладать с собой, если бы подобное мне сказал мужчина.
Запершись у себя в каюте, достал мешок с египетскими тыквами, купленными на порт-саидском базаре. Они маленькие, размером с голову, и очень жесткие. Я закупил полсотни.
Чтобы смыть с глаз алую пелену, принялся отрабатывать прямой удар ребром ладони. Из-за крайнего волнения удар получался плохо: тыквы раскалывались не на две ровные половинки, а на семь или восемь кусков.
Тяжело.
Часть вторая
Аден – Бомбей
Гинтаро Аоно
4-го месяца, 7-го дня
В Адене
Русский дипломат – человек глубокого, почти японского ума. Фандорин-сан обладает неевропейской способностью видеть явление во всей его полноте, не увязая в мелких деталях и технических подробностях. Европейцы – непревзойденные эксперты во всем, что касается умения, они превосходно знают как. Мы же, азиаты, обладаем мудростью, ибо понимаем, зачем. Для волосатых процесс движения важнее конечной цели, а мы не сводим глаз с мерцающей вдали путеводной звезды, и потому частенько не удосуживаемся как следует оглядеться по сторонам. Вот почему белые сплошь и рядом оказываются победителями в мелких стычках, а желтая раса сохраняет непоколебимое спокойствие, отлично зная, что все это – мелочная суета, не заслуживающая внимания. В главном, единственно существенном, победа все равно будет за нами.
Наш император решился на великий эксперимент: совместить восточную мудрость с западным умом; Мы, японцы, смиренно постигаем европейскую науку повседневных завоеваний, но в то же время не упускаем из виду конечную цель человеческого существования – смерть и следующую за ней более высокую форму бытия. Рыжеволосые слишком индивидуалистичны, драгоценное «я» застит им глаза, искажает картину окружающего мира и не позволяет взглянуть на проблему с разных углов зрения. Душа европейца прибита к его телу железными гвоздями, ей не дано воспарить.
32 
