Последние отзывы

  24  

– Судя по тому, что другие находки, среди которых есть немало ценных предметов и украшений из золота и серебра, не привлекли внимания грабителей, злоумышленников интересовал именно энклапион. Выдвинутые следствием версии пока не оглашаются, однако не приходится сомневаться, что руководству экспедиции во главе с профессором Осмоловским придется ответить на ряд вопросов. И едва ли не главным из них будет вопрос: а был ли энклапион? Ведь воры с удивительной тщательностью изъяли все доказательства его существования, не оставив нам ничего, кроме утверждений археологов, которые эксперты уже сегодня склонны полагать голословными. Так ли это, покажет следствие...

– Это уж как пить дать, – неприязненно хохотнув, сказал Сиверов.

– ...к которому, по словам руководства местного управления внутренних дел, будут привлечены самые квалифицированные кадры.

– Да, – вздохнув, сказал Глеб, – разумеется. Выезжаю. Считайте, что уже выехал.

Ирина заглянула в гостиную. Муж сидел в кресле перед включенным телевизором, с экрана которого как раз в этот момент исчезло до боли знакомое изображение приземистых, заметно сужающихся кверху башен Псковского кремля с островерхими шатровыми кровлями.

– До свидания, Федор Филиппович, – сказал Глеб, и Ирина с огромным облегчением убедилась, что говорит он все-таки в трубку мобильного телефона, а не в телевизор.

– Мы прощаемся с вами. О развитии событий вы сможете узнать из очередного выпуска нашей программы, – сообщила диктор, возникшая на экране вместо кремлевских стен.

Это прозвучало как ответ на последнюю реплику Сиверова, но, поскольку зваться Федором Филипповичем телевизионная ведущая никак не могла, Ирина решила, что Глеб беседовал, слава богу, не с ней, а с генералом Потапчуком. Она действительно испытывала облегчение, хотя до сегодняшнего дня выражения "слава богу" и "генерал Потапчук" в ее представлении сочетались далеко не лучшим образом.

По телевизору началась реклама. Глеб выключил его, отложил в сторону мобильный телефон, дисплей которого еще продолжал слабо светиться, обернулся и увидел жену. На его лице появилось выражение легкого замешательства, словно его застали врасплох за каким-то недозволенным занятием. В сущности, так оно и было, но Ирине не хотелось это обсуждать.

– Привет, – радостно улыбнулся Глеб. – Хорошо погуляла?

– Неплохо, – ответила Быстрицкая, роняя в свободное кресло фирменный пакет с ненужным купальником.

– А тут, понимаешь, такое дело... – знакомым извиняющимся тоном начал Сиверов.

– Понимаю, – перебила Ирина. – Ты позаботься о билетах, а я пока соберу чемодан.

Глава 5

Имя у Мигули было звучное, солидное – Аристарх. Несмотря на архаичность, Мигуле оно нравилось, поскольку придавало его владельцу хоть какую-то значительность – если не в глазах окружающих, то, по крайней мере, в своих собственных. Кроме того, в отличие от большинства других имен, переделать его на уменьшительно-ласкательный, пренебрежительный или какой-либо иной манер не представлялось возможным. Если Василия можно называть Васькой, Васяткой или Васенькой, Алексея – Лехой или Лешкой, Степана – Степкой, Стенькой и так далее, до тех пор, покуда в русском языке не кончатся суффиксы, то с Аристархом такой номер не пройдет. Кто не верит, пусть сам попробует хотя бы сократить это имя так, чтоб и язык не сломать, его произнося, и чтоб окружающим было понятно, что означает получившееся в результате такого сокращения корявое словечко.

Правда, Толку от этого солидного имени было мало, поскольку Аристархом Мигулю никто не называл, а называли по фамилии – Мигуля и Мигуля. Вот ведь дал господь фамилию! Никакой клички не надо. Даже в колонии, где Мигуля мотал срок за квартирную кражу со взломом и аналогичное противоправное деяние, совершенное в магазине райпотребсоюза, соседи по нарам, не говоря уж о вертухаях, окликали его исключительно по фамилии. И дело тут было даже не столько в ее звучании, которым она и впрямь здорово напоминала кличку, сколько в полном соответствии внешнему облику. Был он низкорослый, щуплый, носатый, вечно небритый и обтерханный, с красными, постоянно слезящимися и моргающими глазенками – Мигуля, по-другому и не назовешь.

Единственным достоинством, которое за ним признавали все без исключения, были его золотые руки – ловкие, умелые руки квартирного вора, виртуоза отмычки. Правда, отмотав срок и многое претерпев в зоне из-за своей несолидной внешности и покладистого характера, Мигуля ушел в глухую завязку – как говорится, покончил с преступным прошлым и стал на путь окончательного исправления. Вернувшись из мест заключения с подпорченным здоровьем и с перстеньком чушка-парашника, вытатуированным на среднем пальце правой руки, он поселился вместе с матерью в ее однокомнатной хрущевке. Тогдашний участковый, как ни странно, поверил в искренность высказанного Мигулей желания начать новую жизнь, да не просто поверил, а – небывалое дело – помог найти работу по специальности в слесарных мастерских. Там Мигуля очень быстро поднялся до шестого разряда, но бригадиром так и не стал, хоть и числился у начальства на хорошем счету, – всему виной выпивка, до которой он был великим охотником.

  24