Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
109 
– Вот-вот. Интересно, почему так получается? – продолжал Подберезский. – Ведь у других это не так.
Ну отслужил, и слава Богу, через пару лет уже только хохмы вспоминаются.
– Может, из-за Афгана? – предположили с заднего сиденья.
– Черт его знает, – пожал плечами Андрей. – Говорил я и с афганцами… Тут сложнее, конечно. Но все равно, у нас, мне кажется, все немного по-другому. Как будто мы и не разъезжались.
– Каждому кажется, что он какой-то особенный, – отозвалось заднее сиденье. – Иногда это прогрессирует, и тогда приезжают люди в белых халатах и надевают на тебя рубашку с дли-и-и-инными рукавами.
– Не скажи, – возразил другой голос на том же сиденье. – Что-то такое есть.
– Наверное, командиры были хорошие, – сказал сосед Андрея, задумчиво прикуривая сигарету. – Так хорошо нас воспитали, что мы до сих пор перевоспитаться не можем.
– Да, командиры были хорошие, – вздохнули на заднем сиденье. – Особенно комбат.
– Да, – повторил Подберезский, покрепче стискивая рулевое колесо, – особенно комбат.
– Может, тебя сменить, Андрюха? – предложил сосед. – Что-то тебя на лирику потянуло. Устал, наверное.
– Не надо, – качнул головой Подберезский, не отрывая глаз от дороги. – Успеешь еще. Лирика там или не лирика, а километров сто я еще пройду свободно.
Он обогнал шестисотый "Мерседес", никак не желавший сдаваться и уже минут десять раздражающе маячивший впереди. Его сосед, внезапно утратив респектабельный вид, вдруг высунулся из окна чуть ли не по пояс и показал водителю "Мерседеса" кулак с отставленным средним пальцем. Заразившись его настроением, Подберезский дал длинный гудок. В зеркале заднего вида он разглядел, как вторая машина объехала "шестисотый" и пристроилась ему в хвост, соблюдая железную дистанцию. Вскоре "Мерседес" окончательно потерялся где-то сзади, зато Питер значительно приблизился.
Глава 20
– От тебя куча беспокойства и сплошные расходы, – сказал Андрей Рублев, с трудом затягивая галстук на шее своего брата. – А шею-то отрастил – колхозный бугай, да и только!
Он отступил на шаг и критически осмотрел результаты своих трудов.
– Все равно бугай бугаем, – поморщившись, заключил он. – Волк в овечьей шкуре. Точнее, в золотом руне.
– Мог бы и подешевле костюмчик купить, – проворчал Борис Рублев, неловко топчась перед зеркалом в новеньком выходном костюме с галстуком-бабочкой.
– Подешевле нельзя, – возразил Андрей. Он вдруг быстро шагнул вперед и сильно дернул вниз левый рукав костюма. – Вот, совсем другое дело. Ну что ты скособочился? Ты же на пугало похож, а там публика знаешь какая? К ним в дешевом не ходят.
– Так какая разница, если все равно не сидит? – с тихим отчаянием спросил Комбат. В костюме он чувствовал себя неуютно, как корова в собачьей упряжке. Он был красен от смущения и обливался трудовым потом.
– Не валяй дурака, – строго сказал Андрей. – В такие места принято одеваться хорошо.., точнее, дорого. А то, что не сидит, полная ерунда. Главное, не смущайся, как восьмидесятилетняя девица под венцом. Вот посмотришь, там такие чучела будут, что куда тебе до них… Главное, забудь, что на тебе надето и сколько за это заплачено. Не надо бояться помяться, порваться и испачкаться – надо просто всего этого не делать.
– Чего – этого? – не понял Борис Иванович.
– Не рвать, не мять и не пачкать.
– Трах-тарарах, – сказал Комбат. – Это как же?
– Диалектика, – туманно пояснил Андрей, смахивая невидимую пылинку с плеча Комбата. – Единство и борьба противоположностей. И вообще, твое дело – пройти мимо охраны, а там делай, что хочешь. Хотя костюма, конечно, жаль, – добавил он, подумав. – Впервые в жизни ты похож на человека.
– Иди-ка ты к черту, диалектик, – обиделся Комбат. – То пугало, то человек…
– Да нет, – сказал Андрей, – пугало, конечно.
Но зато одетое по-человечески. Ладно, пошли, пора уже.
Ты, главное, держись, как ни в чем ни бывало.
– Легко сказать, – проворчал Борис Иванович, вслед за братом направляясь к дверям.
В машине он сидел словно аршин проглотил, и Андрей, косясь на него, с трудом сдерживал нервный смех.
Это была безумная авантюра, но спорить с Борисом было бесполезно: он и слышать не хотел ни о какой милиции. Андрей понимал, что его брат во многом прав: вмешайся в это дело милиция, и за жизнь Французова никто не даст доперестроечной копейки, особенно теперь, когда Ирина получила свободу и Горохов с его бандой потерял главный рычаг, с помощью которого можно было давить на несговорчивого капитана.
109 
