Зачем было рассказывать о дяде Малкольме, его дочери с мужем, если они практически... 
78 
— Это еще что за банда? — строго спросила она, мигом заставив вооруженную дворню замереть на месте. — С кем воевать собрались, православные? Вот что, приберите-ка в комнате, я там немного насорила. Мебель по местам расставьте, а холст попорченный прислоните к стене. Да амуницию свою спрячьте, не то поранитесь ненароком, воины...
Она повернулась и пошла прочь, коря себя за то, что была незаслуженно резка с дворней. А с другой стороны, как тут не злиться? Почему, спрашивается, они вбили себе в головы, что на нее непременно кто-то напал? Неужто у самих руки чешутся? Что она делает не так, в чем не права? Да-а... Чем дальше, тем лучше княжна понимала князя Александра Николаевича, которого по-настоящему бесило только одно из свойственных роду людскому качеств, а именно непроходимая, самоуверенная глупость.
Владевшее ею раздражение неожиданно для нее самой вылилось в весьма необычную форму: вызвав дворецкого, Мария Андреевна велела немедля доставить ей запасной ключ от комнаты, в коей ночевал немец.
— И запомни, милейший, — понизив голос, зловещим тоном прошипела она, глядя в побелевшие от страха глаза слуги, — я с тобой шутить не стану. Хоть словом кому обмолвишься — пеняй на себя! Мало тебе не покажется!
Позеленевший от ужаса дворецкий убежал за ключом. Его испуг был понятен: княжна обычно славилась мягкостью нрава, и такая бешеная вспышка казалась особенно страшной.
Княжна же, глядя ему вслед, подумала, что насилием и угрозами ничего не добьешься. Ее новый дворецкий был чересчур угодлив, плутоват, имел слишком увертливый взгляд и язык, который не мешало бы укоротить вершков на пять. Такого наказывать — только еще больше портить. «Отошлю, — решила она. — Непременно отошлю. Не в рекруты, конечно, а в деревню — пускай в поле работает, с лошадью сплетничает про господские причуды...»
Идя по коридору к спальне немца с зажатым в кулаке ключом, Мария Андреевна вздохнула и поморщилась. Нет, вовсе не болтливый дворецкий повинен в ее дурном настроении, а она сама — вернее, то, что она намеревалась сейчас сделать. Впрочем, другого выхода она не видела: проклятый тевтон сам вынудил ее к этому своими подозрительными выходками. Возможно, ему самому они казались просто забавными; возможно, такова была его манера шутить, но княжне сейчас было не до шуток и мистификаций. Вацлав Огинский сидел в крепости, а она, вместо того чтобы мчаться на выручку, вынуждена возиться с каким-то вздором!
Перед дверью в комнату Хесса княжна остановилась. Она знала, что непременно войдет, но также знала и другое: то, что она намерена совершить, до конца дней останется неопрятным пятном на ее совести.
Ключ дважды щелкнул, повернувшись в замке; Мария Андреевна нажала дверную ручку, потом потянула ее на себя и вошла.
На пороге ей опять пришлось остановиться, чтобы собраться с силами. В ушах у нее зазвенело, голова сделалась легкой и пустой, тело куда-то пропало — княжна видела его, но совершенно не ощущала. Совладав с волнением, она закрыла за собой дверь и первым делом подошла к окну — проверить, не возвращается ли Хесс.
Немца нигде не было видно. Подумав, княжна заперла дверь изнутри и огляделась.
Комната выглядела странно: о том, что здесь кто-то жил, напоминал лишь стоявший в углу у стены клетчатый баул да забытая на подоконнике папка с последними рисунками Хесса. Княжна открыла папку и бегло просмотрела рисунки — те самые, которые немец показывал ей вчера. Более в папке ничего не было, за исключением нескольких чистых бумажных листов. Мария Андреевна завязала тесемки и аккуратно поставила папку на то же место, с которого взяла.
Треножник, заменявший Хессу мольберт во время его выходов на пленэр, обнаружился за шкафом; под кроватью стояли ночные туфли без задников, и это было все. Ничто более не напоминало о веселом тевтоне в этой обезличенной комнате. Мебель стояла на тех же местах, куда она была поставлена слугами в день приезда Хесса; не было ни разбросанной одежды, ни безделушек, коими люди, куда бы ни забросила их судьба, любят украшать свое, пусть даже временное, жилище. Комната напоминала монашескую келью, а то и гробницу. Марии Андреевне вновь сделалось не по себе: ей показалось, что она вторглась в обитель ожившего мертвеца.
Воздух в комнате тоже показался княжне неподвижным и мертвым, совсем не таким, как в других частях дома. Пахло одеколоном и сапожной ваксой — немцем, и не просто немцем, а прусским офицером. Дверцы шкафа оказались запертыми; ключ в замочной скважине отсутствовал. Не было его ни на комоде, ни в ящиках и вообще нигде, где люди обыкновенно хранят ключи от шкафов. Оставалось только предположить, что немец либо надежно спрятал ключ, либо унес его с собой. Впрочем, эта проблема как раз решалась легко и просто: в комнате Марии Андреевны стоял в точности такой же шкаф и ключ от него наверняка подходил к замку, на который немец запер свои секреты.
78 
