Последние отзывы

  60  

— А! — воскликнул расстрига, для которого последнее заявление отца Евлампия было новостью. — Не за златом, верно. Так тебе, батюшка, и про это ведомо?

— А то как же, — отвечал простодушный отец Евлампий, весьма довольный тем, что ему удалось поразить гостя своей осведомленностью. — Я ж тебе говорю, странник: имение княжеское в версте отсюда, а там — библиотека. А в библиотеке той чего только нет! Знамо дело, отыскать там нужную рукопись владыка не рассчитывал, однако надеялся, что в записках вязмитиновских найдется хотя бы намек на то, где надобно искать.

— Ага, — раздумчиво сказал расстрига Тихон, лихорадочно прикидывая, как бы ему вытянуть из болтливого священника побольше информации. Он был искренне удивлен: оказывается, церковь искала не столько пропавшую царскую казну, сколько некую рукопись, настолько ценную, что перед ценностью ее меркло заманчивое сияние золота и самоцветов. — Ага... Так выходит, ты, батюшка, княжну в это дело посвятил?

— Ни-ни! — замахал широкими рукавами отец Евлампий и, забывшись, плеснул наливочки себе в стопку — щедро плеснул, до краев, и тут же, не медля ни секунды, выпил единым духом. — Даже и не мысли! — продолжал он, впиваясь зубами в цыплячье крылышко. — Об чем ты говоришь? Секрет сей не мне принадлежит, сия тайна святой православной церкви, так что действовать владыка велел скрытно, без огласки. Княжна, храни ее Господь, добра и милостива сверх всяческого разумения. Мне она доверяет, и к библиотеке своей она допускает меня беспрепятственно. Только проку от этого никакого — ни мне, ни церкви. Нет там того, что владыка ищет. Нету! Зато уж Платона этого безбожного я начитался — во!

Батюшка чиркнул себя по горлу ребром ладони, показывая, где именно сидит у него богопротивный Платон. Странник поиграл бровями, что-то прикидывая в уме, а после решительно взял со стола бутыль и доверху наполнил обе стопки — и свою, и отца Евлампия. При виде полной стопки глаза батюшки умильно увлажнились и он икнул, деликатно прикрывшись ладонью.

— Так уж и безбожного, — поднимая стопку, молвил расстрига, которому эта беседа казалась все более любопытной. — Надобно тебе заметить, что христианство, особливо православное, многим обязано этому греку. Ты, батюшка, не мог этого не заметить, коли и вправду" читал Платона.

Отец Евлампий чокнулся с гостем, выпил, схватил куриное крылышко и, лишь поднеся его ко рту, обнаружил, что держит в другой руке еще одно, наполовину обглоданное.

— О Господи, — пробормотал он, бросая крылышко на тарелку и облизывая пальцы. — Читать-то я читал, но объясни хоть ты мне, прохожий человек: ну какой вред может быть святой православной церкви от сего сочинения? Какая разница — Платон это написал, Сократ или вовсе какой-нибудь... этот... фараон?

— В самом деле, какая разница? — осторожно поддержал его странник, не знавший, о чем идет речь, и оттого вынужденный пока ограничиваться маловразумительными замечаниями. — А кто говорит о вреде?

— Как кто? Владыка и говорит. Первое, говорит, дело, чтобы рукопись папистам в руки не попала, не то поднимут они пыль до неба, греха потом не оберешься. Слухи-де давно ходят, что Платон никакой не философ, а вор обыкновенный и что все его труды на самом деле Сократом писаны. Ежели, говорит, рукопись, Сократом написанная, отыщется, то будет папистам радость, а православной церкви поругание.

— А! — воскликнул притворявшийся расстригою Хрунов, уяснив наконец истинную суть дела. — Ага! Ну так чего ж тут непонятного? Платон — это греки, греки — это Византия, а Византия — это православие. Вот и получается, что, ежели бросить камнем в Платона, попадешь как раз патриарху нашему по лбу.

— Свят, свят, свят! — испугался отец Евлампий. — Вот ведь еретики подлые! И чего, скажи ты, им неймется?

— А кто их знает? — пожал плечами Хрунов. — Ничего, Господь на том свете разберется, кто прав, кто виноват. Так, говоришь, в княжеской библиотеке ты ничего не нашел?

Отец Евлампий в ответ лишь помотал отяжелевшей головой. Фальшивый расстрига, поняв, что более ничего не узнает, начал собираться в путь, то есть встал со скамьи и потянулся за котомкой. Взгляд его скользнул по лежавшему на столе хлебному ножу, но, взвесив все «за» и «против», Хрунов решил, что нож ему не пригодится: бывший поручик не любил бессмысленного кровопролития, а глупый пьяный поп ничем ему не угрожал.

Увидев, что гость собрался уходить, отец Евлампий позвал Пелагию Ильиничну, и через пять минут вместительная котомка странника была набита едою так туго, что тот с трудом оторвал ее от пола. Распрощавшись с радушными хозяевами, Хрунов вышел со двора и широко зашагал прочь из деревни, к синевшему невдалеке лесу, где его с нетерпением дожидался верный Ерема. Проходя мимо церкви, Божий странник забыл перекреститься, но отец Евлампий, стоявший у своей калитки и со слезами умиления на глазах махавший ему вслед рукой, этого не заметил.

  60