Последние отзывы

  106  

Получив от Еремы известие о том, что немец сам ищет встречи, Хрунов решил, что больше его сегодня уже ничем не удастся удивить. Однако теперь он был буквально огорошен. Обернувшись к двери, подле которой стоял Ерема, он понял, что не одинок в своих чувствах: бородач выглядел так, словно его только что огрели дубовым поленом.

— Закрой рот, — сказал ему Хрунов и снова повернулся к немцу: — Это шутка, майн герр? Признаюсь, ваше чувство юмора кажется мне несколько странным.

— Кто здесь говорит о юморе? — возразил Хесс. — Юмор — это хорошо, абер в деловом разговоре он неуместен.

— Вы называете это деловым разговором? — удивился Хрунов. — В таком случае мне остается признать одно из двух: либо я непроходимо туп, либо вы не все сказали.

— Прошу меня простить, — с легким полупоклоном произнес немец, и на губах его, к великому удивлению Хрунова, показалась мимолетная улыбка. Тевтон либо не понимал, в каком щекотливом положении очутился, либо превосходно владел собой. — Прошу простить, во всем виновато мое несчастное пристрастие к театральным эффектам. Само собой разумеется, что, отыскивая клад, я преследовал кое-какие собственные цели. Но, повторяю, золото меня не интересует. Я прошу для себя лишь одну вещь — одну, ферштейн зи?

— Это я ферштейн, — кивнул Хрунов, который вдруг почувствовал, что перед ним начинает брезжить какой-то свет. — Но мне все-таки хотелось бы знать, что это за вещь такая, которая для вас дороже целого клада? Может быть, это статуя из чистого золота весом в триста пудов, с головы до ног инкрустированная драгоценными камнями? В таком случае ваше условие для меня невыгодно экономически.

— Майн готт, что вы такое говорите! — нетерпеливо воскликнул немец. — Какие статуи? Откуда у Ивана Грозного триста пудов золота? Там будут книги. Книги, понимаете? Я хочу, чтобы их извлекли из тайника и дали мне просмотреть. Я выберу ту, которую ищу, а с остальными делайте что хотите.

Хрунов задумчиво покивал головой, посасывая сигарку, и вдруг протянул немцу открытый портсигар.

— Угощайтесь, прошу вас, — сказал он. — Простите мне мою неучтивость, я должен был вас сразу угостить.

— Благодарю вас, я не курю, — отказался немец.

— Я почему-то так и думал, — кивнул поручик, убирая портсигар. — У человека, который много курит, не может быть такого цветущего вида, как у вас. А скажите, если не секрет, к какому монашескому ордену вы принадлежите, майн герр? На патера вы не похожи — слишком молоды, да и вообще... Итак, кто вы — францисканец, бернардинец, иезуит?

Немец отшатнулся, бледнея прямо на глазах, и Хрунов понял, что ему удалось-таки пробить несокрушимую броню тевтонского самообладания.

— Вы видите, майн герр, — продолжал он, — что я тоже имею некоторую склонность к театральным эффектам. Итак?..

Немец уже совладал со своим лицом.

— Доннерветтер, — сказал он, хмуря светлые, незаметные брови, — что за чепуха? С чего вы взяли, что я монах? Не всякий, кто не курит, — монах.

— Всякий, кто не курит и, рискуя жизнью, разыскивает рукопись Сократа, — в тон ему возразил Хрунов. — Ведь книга, о которой вы говорили, написана Сократом?

Немец вскочил, опрокинув стул, и замер, глядя в дуло пистолета, который держал в руке Хрунов. В руке Еремы, словно по волшебству, возник нож; впрочем, тевтон тоже был готов к встрече, и его двуствольная карманная мортира появилась на сцене одновременно с пистолетом поручика.

— Полноте, — миролюбиво сказал Хрунов, не опуская, впрочем, пистолета. — Что за балетные номера? Пристало ли вам, служителю Господа, скакать, как молодому козлу, ронять мебель и размахивать пистолетом? Мы оба любим драматические эффекты, майн герр, однако здесь все-таки не театр! Сядьте, умоляю вас, и давайте поговорим спокойно. Ведь мы же договорились быть откровенными друг с другом, так какого дьявола вы теперь становитесь в позу? Это я должен обижаться на вас, потому что это вы, а не я утаили важные сведения.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — заупрямился немец, упорно продолжая держать собеседника под прицелом. — И учтите на всякий случай: я отменно стреляю.

— Пуля — не аргумент в споре культурных, образованных людей, — заявил Хрунов, демонстративно спуская курок и кладя пистолет на стол. — Учтите и вы, о воинственный потомок псов-рыцарей, что я мог давным-давно стереть вас с лица земли, и лишь предчувствие нашей скорой встречи помешало мне исполнить это мое желание. Да-да, не удивляйтесь, я давно за вами наблюдаю, но, пока вы не упомянули о книге, я думал, что вы просто чокнутый кладоискатель или, того хуже, наемник княжны Вязмитиновой. Теперь же я точно знаю, что вы ни то, ни другое. Хотите услышать почему? Извольте, я пойду вам навстречу и подам пример откровенности. Мне известно, что православная церковь озабочена розысками некой крамольной книги, написанной, по слухам, самим Сократом. Более того, мне известно, что наши попы опасаются в этом деле конкуренции со стороны католической церкви. Вы не православный, это написано у вас на лбу большими буквами. Следовательно, вы — эмиссар папистов, и книга эта стоит для вас дороже всех сокровищ мира — по крайней мере, в данный момент. Ну? Видите, я был с вами откровенен до конца, теперь ваша очередь.

  106