Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
32 
И тут ей впервые в жизни повезло. Как-то утром позвонили из «Чародейки», лучшего в Городе салона красоты. Сама хозяйка взволнованным голосом сказала:
– Женечка, выручай! Я видела твою работу, она замечательная! Аню увезли в больницу с приступом аппендицита, а она сегодня должна делать маникюр самой Филатовой! Я не могу потерять такую клиентку! Мои мастера дрожат от страха, к Филатовой ездила только Аня.
«Все понятно, – подумала Женька. – Своих мастеров подставлять не хочешь, со стороны зовешь. Если что не так, это, мол, не в «Чародейке» делали! Репутация салона должна быть безупречной!»
Деваться Женьке было некуда, и, собрав свой походный чемоданчик, она поехала к грозной Филатовой. Колени у Женьки дрожали от страха, когда она шла по главной улице долины миллионеров. Какие здесь дома! Настоящие дворцы!
«Живут же люди!» – с завистью думала Женька. Что бы ни случилось, ей доведется хоть одним глазком увидеть другую, шикарную жизнь.
Дверь ей открыл Индюк. Разумеется, он ее не помнил. Что ему до какой-то дочери технички!
– Проходите, – вежливо пригласил Денис Александрович. – Жена у себя в спальне.
– Кто там? – крикнули сверху. – Аня пришла?
– Пришла, но не Аня.
– Аню увезли с приступом аппендицита, – торопливо сказала Женька. – Прислали меня.
– Идите наверх, – сквозь зубы сказал Денис.
Женька, замирая, поднялась по мраморной лестнице на второй этаж. Как же здесь было шикарно! Прямо как в раю! А ведь по слухам, Филатова тут почти не жила! Либо за городом, на турбазе «Белая лилия», либо за границей.
Мысленно перекрестившись, Женька вошла в спальню хозяйки.
– Что случилось с Аней? – первым делом спросила та.
– Аппендицит! – выпалила Женька.
– А вы опытный мастер? – с сомнением посмотрела на нее Филатова.
У Женьки душа ушла в пятки. Это была шикарная женщина! И такая красивая! Просто богиня, сошедшая с небес! К ее холеным ручкам страшно было прикоснуться! Но Женька решилась. Она понимала, что это ее единственный шанс. Если она сейчас запорет руки Филатовой, все, конец карьере. В «Чародейку» ее не возьмут никогда, она так и останется в своей комнатке без окон, на первом этаже разваливающейся пятиэтажки. А в «Чародейке» шикарно! Там не комната, в которой делают маникюр, там целый зал! И плазменный телевизор, чтобы клиентам было не скучно! И Женькина мечта, кресло! Да не просто кресло, а с джакузи! С массажером! С пультом управления плазменным телевизором в подлокотнике! Боже, какая роскошь!
Склонившись над руками Филатовой, Женька думала только об этом кресле. Оно так и стояло у нее перед глазами.
Рисунок на ногтях вышел на славу.
– Вы хорошо рисуете! – удивленно сказала, разглядывая его, Филатова. – Я, знаете ли, обожаю живопись. Я по образованию искусствовед. А вы только на ногтях рисуете или и на холсте тоже?
Холст Женька даже руками никогда не щупала. Она отрицательно покачала головой и стала собирать свои инструменты.
Филатова дала щедрые чаевые, а на следующий день Женьке позвонила хозяйка «Чародейки».
– Аня пробудет на больничном целый месяц, – сказала она. – А через три месяца одна из моих мастеров уходит в декрет. Я тебя, пожалуй, возьму.
Свершилось! Женька, дочь технички, вытащила счастливый лотерейный билет! Тогда она еще не оценила размеры выигрыша.
Почему Филатова именно ее сделала своей лучшей подругой, Женька долгое время не понимала. Неужели же только из любви к живописи? Однажды она решилась спросить об этом у самой Славы. Та улыбнулась:
– В городе сплетничают, что мы лесбиянки, знаешь?
– А на самом деле? – слегка порозовела Женька.
– Понимаешь… В тебе столько оптимизма! Жизнь бьет ключом! То, что для меня проблема, для тебя сущий пустяк!
– Ну да, – завистливо сказала Женька. – Мне бы твои проблемы!
– Рядом с тобой я живу, – вздохнула Слава. – А без тебя сплю. Когда ты рядом, я смотрю на мир твоими глазами и радуюсь как ребенок. Мне-то все это давно уже приелось.
«Зажрались вы, господа!» – подумала Женька, а вслух сказала:
– Надо влюбиться.
– Господи, в кого?!
– Да у тебя такой выбор! Молодая, красивая, богатая! Да кто тебе откажет?!!
– Я никого не хочу. Ты знаешь мою историю.
– Сколько лет прошло!
– Двадцать.
– Двадцать лет! Даже если бы он был жив, вы бы давно друг друга разлюбили! – выпалила Женька.
Слава могла простить такое святотатство только ей. Память об Эдике, как и его могила, на которой всегда лежали живые цветы, была для нее священна. Слава не раз говорила, что ей импонирует Женькина детская непосредственность. Слово «импонирует» было противным на слух, да и смысл непонятен, но Женька сообразила, что может по привычке ляпать все что ей вздумается.
32 
