Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
69 
В уютной комнате, все стены которой были заняты книжными полками, сидел старичок-архивариус в своем кресле на колесиках, перебирал на столе бумажки.
На вошедших незнакомцев он уставился с ужасом, стал тыкать пальцем в кнопку звонка.
— Поздно, милый, — жалеюще сказал ему Василий.
А Никашидзе, который умел объясняться по-всякому, положил инвалиду на плечо руку и задушевно спросил;
— Комната секрета, ферштеен?
Дедок залопотал что-то по-своему, головенкой замотал. Дурачком прикинулся.
Гога кивнул: давай, мол, Вася. Твой номер.
Бережно, чтоб не поломать хрупкие косточки, Василий взял калеку за цыплячьи ноги, выдернул из кресла и стал держать головой книзу. Вес был ерундовский.
Никашидзе присел на корточки, чтоб глядеть архивариусу в глаза.
— Ну, дедуля, где комната с секретом? Давай, парле, не то Вася пальчики разожмет.
А Лютиков пока скучал. Прошелся по комнате, трогая всякие разные безделки: бронзовую чернильницу, пресс-папье, часы на камине. Остановился у комода с запертыми ящиками. Зевнув, стал открывать пустяковые замки ногтем. Внутри ничего интересного не было. Лютиков рассеянно помахал фомкой, сковырнул с комода ручки — просто так, для разминки.
Но протомился он не сильно долго.
После того как Вася слегка постучал деда темечком об пол, беседа сразу пошла живее. Архивариус перестал прикидываться, будто не понимает по-иностранному, ткнул дрожащим пальцем в третью слева полку.
Булошников перевернул его, поднес к указанному месту. Старик сдвинул толстый том в кожаном переплете, и вся секция с тихим шелестом сдвинулась в сторону, за ней открылся темный прямоугольный проем.
Агенты переглянулись.
Наступала решительная минута.
Картинка 16
Решительная минута
Отпев десять романсов и арий, солист удалился на пятиминутный перерыв. На столике в гримерной стояли букеты от поклонниц и бутылка вина. Пока Козловский, заполняя паузу, отстукивал на рояле «Калинку-малинку», Алеша прогревал горло «цаубертренком». Невидящий взгляд был устремлен в пространство, правая рука сжимала и разжимала мячик.
Раздалось легкое шуршание — кто-то пытался постучаться в портьеру.
— Vous permettez?[25]
Это был распорядитель концертов синьор Лоди. В руке он держал вазу с фруктами.
— Мьсе Романофф, это комплимент от отеля, — сказал он, ставя ее на стол с таким видом, будто это был по меньшей мере ларец с драгоценными камнями. — Вы имеете большой успех. Что вы скажете, если мы предложим вам продлить ангажемент на неделю? Оплата — двойная против нынешней, у остальных членов труппы полуторная.
Ах, как он был некстати! Только мешал разобраться в мыслях и чувствах.
— Поговорим об этом позже, — недовольно сказал Алеша, обернувшись к надоеде.
Вдруг занавес резко качнулся. В конурку вошел Д'Арборио — маленький, прямой, с бешено горящими глазами. Махнул синьору Лоди, и тот с поклоном попятился вон.
Вот она, решительная минута!
— Что вам здесь нужно? — процедил Романов, чувствуя, как в глазах темнеет от ненависти.
Распорядитель просунул голову между шторами и плаксиво сморщился, что несомненно означало: «Как вы можете? Это же великий Д'Арборио!»
Великий Д'Арборио отчеканил, презрительно кривя тонкие губы:
— Мсье, я не привык исполнять роль рогоносца. Вы молоды, я хочу дать вам шанс. Немедленно, сию же секунду, убирайтесь — в Петербург, в Москву, к черту в преисподню. Иначе…
— Но ангажемент! Публика! — не выдержав, возопил синьор Лоди.
Поэт на него даже не оглянулся. Певец тоже не обратил на распорядителя ни малейшего внимания. Враги не отрываясь смотрели друг на друга.
Картинка 17
— Что «иначе»? — язвительно улыбнулся Алеша. Он вспомнил пушкинскую повесть «Выстрел» — как граф под прицелом Сильвио ел черешни. В вазе черешен не было, поэтому Алеша взял вишню, положил в рот. Жалко, Клара не видела.
— Убью, — будничным голосом известил его итальянец. — Пистолет, шпага — мне все равно.
Синьор Лоди испуганно прикрыл рот ладонью, но во взгляде зажглось жадное любопытство. Сцена, случайным свидетелем которой он оказался, обещала стать поистине исторической.
Алеша сказал:
— Пистолет.
Уж шпага-то точно исключалась. Даже если б он учился фехтованию, с такой правой рукой было не удержать и столового ножа.
69 
