Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
40 
— Браво, Тимо, — похвалил фон Теофельс. — А вы, милый мальчик, бросайте свою аркебузу. Иначе вы труп.
Пистолет, направленный на капитана, дрогнул, но не опустился.
— Вы тоже! — сдавленным голосом произнес молодой человек. — Я все равно успею нажать! Моторная реакция сработает. Слыхали про такую?
Оказывается, не одни лишь великие умы мыслят сходно, с грустью констатировал Зепп. Паршивец оказался не робкого десятка.
— Ну хорошо. Вы убьете меня, Тимо убьет вас. Что проку? Папка все равно попадет по назначению.
Русский снова удивил. Уверенно сказал:
— Ваш слуга не выстрелит. Я видел, как он с вами возится. Будто мамка. Или нянька. Ну-ка велите ему убрать револьвер.
Задачка получалась более сложной, чем вначале показалось фон Теофельсу. Юноша был непрост. А значит, опасен. Придется повозиться.
— Как вырос интеллектуальный уровень русской контрразведки! — совершенно искренне восхитился Зепп. — У вас что, теперь штудируют практическую психологию? Вы правы, первым он не выстрелит. Старина Тимо опекает меня с детства. Славный шваб. Добрый, сентиментальный… Убери оружие, Тимо! Ты же видишь, наш гость не испугался.
Дуло отодвинулось от виска контрразведчика, но недалеко.
Следовало менять тактику. Жаль, лица оппонента в темноте было толком не разглядеть. Глядишь, зацепился бы за что-нибудь (Зепп считал себя мастером физиогномистики).
— Знаете что? — на пробу сказал он. — Давайте разойдемся миром. Зачем вам умирать в ваши двадцать лет? Да и я бы еще пожил. Если честно.
— Во-первых, мне двадцать три. А во-вторых, есть вещи важнее жизни.
Завязывалась дискуссия, уже неплохо. Двадцать три, стало быть?
Тоном старого-престарого, траченного молью Экклезиаста капитан пробрюзжал:
— Это вы по молодости так говорите. Важнее жизни ничего нет. Разве что смерть.
— Вы забыли про честь! — строго воскликнул агент. Тут-то и стало ясно, за какие ниточки дергать. Зепп вскинул голову. Мысленно подкрутил усы и вставил в глаз монокль.
На дуло пистолета смотреть перестал, будто теперь ему и смерть стала нипочем.
А в пистолете не было патронов
Услышав про честь, резидент переменился в лице. Построжел лицом, в осанке стала заметна коренная офицерская выправка. И, слава Богу, перестал пялиться на пистолет, а то Алеша все боялся, что немец углядит в низу рукоятки зияющую дырку.
— Нет, не забыл, — отчеканил резидент. — Просто я думал, что разговариваю с обычным филером. Теперь вижу — ошибся. Что ж, давайте поговорим как люди чести.
А потом вдруг поежился и совсем другим, человеческим голосом попросил:
— Послушайте, давайте продолжим эту увлекательную беседу внутри. Не хотелось бы простудиться перед смертью.
Романов тоже продрог, да еще и промок, главное же — оказавшись внутри, он приблизился бы к заветной папке. Это соображение и положило конец колебаниям.
— Пожалуй, — великодушно кивнул он.
Резидент повернулся идти, но сразу же с беспокойством оглянулся:
— Только дайте честное слово, что не выстрелите мне в затылок. Теперь, когда Тимо больше не держит вас на мушке…
Покосившись на свой бесполезный пистолет, Алеша пообещал:
— Честное слово.
Перед самой дверью (верней, дверным проемом, ибо створка как таковая отсутствовала) шпион обернулся еще раз.
— Вспомнил, где я вас видел. Во-вторых, это вы были в лесу с тем офицером…
— Во-вторых? — удивился Алеша странному обороту речи.
— Да. Потому что в первый раз мы встретились на станции Левашево. Не так ли? Вы рыцарственно пришли мне на выручку. — Немец понимающе усмехнулся. — Рассчитывали втереться в доверие?
— Что-то в этом роде, — бодро ответил Романов.
— Правильно сделали, что отказались от этой глупой затеи. Лежали бы сейчас где-нибудь в канализационном люке с проломленной головой. Я на дешевые трюки не покупаюсь.
У входа благодаря отсвету костра было светлее, и резидент с любопытством рассматривал студента. А студент — резидента. Обычное лицо, без особых примет. Такое может быть и у русского, и у немца.
— Наверное, вы русский немец?
Не думал, что шпион ответит. Однако блондин охотно поддержал разговор:
— Нет, я немецкий немец. Просто с детства учил ваш язык. Отец и дядя, оба люди военные, всегда говорили: Россия для нас самая главная страна. И это правда. Ваша отчизна, мой друг, велика размерами, но юна разумом. Рано или поздно вы, русские, поймете, что наши три империи, как родные братья. Германия — старший брат, Австро-Венгрия — средний, Россия — младший. Нужно всего лишь, чтоб вы признали эту иерархию, и тогда три наших орла будут парить над всем миром.
40 
