очень нудно 
2 
Из здания выходит царь Петр. Навстречу ему откуда-то из темноты выскакивает, как черт из табакерки, встревоженный Меншиков. Он вооружен до зубов, в руках держит обнаженную шпагу.
– Мин херц, я уже думал брать сию фортецию приступом.
– Да… задержался я, – бросает на ходу Петр, шагая своими длинными ногами по журавлиному – быстро, широко и почти не сгибая их в коленях.
Алексашка, сам не обиженный ни ростом, ни статью, едва за ним поспевает.
– Вот… дали мне оружье… – Царь смеется коротким нервным смешком и передает Алексашке коротенькую, с виду бутафорскую, шпажку. – И белые перчатки. Теперь я рыцарь-тамплиер, принят в шотландскую степень святого Андрея. – Он снова по-кошачьи – носом – фыркает.
– Так ведь для дела…
– Для дела. Мне нужен союз с Вильгельмом. Край нужен! Масоны обещали помочь.
– Как же, помогут… Врут они все, мин херц, ей-ей, врут. Обманут.
– Врут, Алексашка, я и сам это чувствую. Может, и обманут. А куда денешься? В Европе масоны правят бал. Что касается Вильгельма, то у него сейчас много других забот. Знаю… знаю! Советует нам Швецией заняться. А по поводу Порты почему-то темнит… Надо письмо написать австрийскому канцлеру графу Кинскому. Спросим его напрямую, безо всякого политесу – вы нам союзники супротив турок, или нет?
– Дерьмо вся эта дипломатия, мин херц, ох, дерьмо… Врут так складно и проникновенно, глядя на тебя честными глазами, что впору заплакать от умиления и облобызать лжеца.
– Что ты понимаешь в дипломатии?! – вспылил Петр, но тут же и остыл. – Про обряд посвящения в масоны – ладно… – Он вдруг коротко хохотнул. – Назначили мне степень главного надзирателя, а в скором будущем сулили званье Великого Мастера Кейт. Ну да пес с ними. Мне эти масонские степени за плечами не носить. Лишь бы дело сдвинулось с мертвой точки. Плохо только то, что я оставил им свою парсуну… ту, которую писал Кнеллер. Жалко. Я на ней вышел как живой. Думал Аннушке[2] привезти в подарок. А первую парсуну – ту, где я изображен во весь рост, – пришлось презентовать Вильгельму. Очень просил.
– А… чего там жалеть? Найдем и у себя хорошего мазилу… знаю одного. Он сколько хошь патретов намалюет. За медную полушку. А этому… Кнеллеру мы целый кошель серебра насыпали.
– Его работа того стоит!
– Кто бы спорил… Мин херц, может, заглянем в наш любимый трактир? В горле пересохло, пока ждал.
– Уже поздно. Трактир закрыт.
– Обижаешь… – Алексашка звонко хохотнул. – Я настоятельно попросил, чтобы нас подождали. Там как раз гуляет плотник Гарри Кист и его друзья из Саардама. Все наши хорошие знакомые. Завтра у них какой-то праздник намечается. Тебя звали…
– Что же ты раньше не сказал?! Ходу, Алексашка, ходу!
Две высокие фигуры московитов быстро растворились в темноте, кое-где подсвеченной уличными фонарями. Вслед им, торопливо семеня короткими ножками, тенью метнулся человек, который до этого шел за Петром и Меншиковым крадучись и прячась за домами. Его башмаки обмотаны тряпьем, поэтому шаг бесшумен.
Небо прояснилось, и на Амстердам из космических глубин посыпался звездный дождь…
1725 год, январь месяц, Санкт-Петербург. Царю Петру Алексеевичу сильно неможется. Морозный зимний вечер. Царские палаты. За окнами вьюжит. Свечи у ложа самодержца горят слабо и чадят.
Александр Данилович Меншиков, не смыкавший глаз уже третьи сутки, с тревогой и душевным смятеньем думает: «Не к добру… Ох, не к добру… Черный дым над свечой – тяжелая болезнь… намедни ведунья Малашка сказывала дворовым по секрету. Ведьма! Надо приказать, чтобы взяли ее в Тайную Канцелярию. Пущай поспрашивают, не она ли порчу на государя навела. А если не она, то кто?»
– Данилыч… – Голос Петра слаб и невыразителен. – Данилыч, ты слышишь?
– Слышу, государь. Я рядом.
– Испить бы чего… Сушит…
– Вот… морс. Вкусный. Государыня сама готовила… Может, лекаря кликнуть? Они тут все… – Меншиков кивком головы указывает на входную дверь. – И почти весь двор.
– Воронье… воронье! Уже слетелись… Поживу чуют… Но мы еще поборемся. Поборемся! Верно, Данилыч?
– Мин херц, кто бы сомневался?
– Сон мне все время снится… Страшный сон… – Петр судорожно сглатывает. – Помнишь парсуну, которую малевал Кнеллер… ту, что я оставил масонам?
– Помню, государь, как не помнить, – отвечает Меншиков, но в его голосе не чувствуется уверенности.
– Надо ее вернуть… Обязательно! Если потребуют – дай им денег. Сколько попросят. Дай! Но парсуна должна быть в России. Я хочу ее видеть.
2 
