Последние отзывы

  102  

– Я не стукач, – сердито сказал Кирьянов. – Только как вы собираетесь замазать…

– Не первый год на свете живем, – уверенно сказал Шибко. – Сочиним убедительную бумагу: мол, по неизвестным причинам бортовые излучатели совершенно самостоятельно и непроизвольно вместо обычного режима сработали непонятным образом в неподобающем диапазоне… Если изложить толково и направить бумагу умеючи, все будет в ажуре: полностью исключив человеческий фактор, создадут, как водится, комиссию из бюрократов и ученых мужей, те и другие везде одинаковы, что на Земле, что в Галактике… Поставят кучу экспериментов, моделируя здешние условия, будут грешить на флюктуации звезды, гравитационную постоянную, пояса ионизирующего излучения, выдвинут несколько взаимоисключающих гипотез, и каждая группа будет сражаться за свою так долго и яростно, что о самом предмете спора постепенно забудут насовсем…

– Серьезно? Все же – Галактика…

– Ну и что? – пожал плечами Шибко. – Подумаешь, цаца какая… Бывали прецеденты. Нет, все сойдет с рук, если грамотно отписаться. Кулибин, мать его…

На них упала небольшая тень и тут же ушла в сторону – это приземлилась рядом еще одна машина, оттуда проворно выскочил Кац, мгновенно оценил обстановку и грустно сказал:

– Как дети малые, честное слово. Ни на минуту нельзя оставить. Обязательно нужно сводить счеты прямо на задании, а мирить их должен Кац по всегдашней жидомасонской привычке… Что вы смотрите, товарищ командир? Нужно же обследовать…

– Ничего, оклемается, – щурясь, сказал Шибко. – Старые кадры – народ живучий…

Отмахнувшись, Кац снял с пояса блестящий цилиндрик аптечки-анализатора, присел на корточки возле Митрофаныча и попытался приложить к его виску моментально выдвинувшийся блестящий щупик диагноста, увенчанный чем-то вроде зеленого фасеточного глаза стрекозы. Митрофаныч сумрачно отпихнул его руку и задушевно вопросил:

– Соломоныч, у тебя спирт есть? Вместо этой пакости…

– Ну разумеется, – сказал Кац, извлекая из набедренного кармана пузатую фляжку. – Как же без спирта, среди вас находясь? Приличный жидомасон просто обязан вас спаивать во исполнение тайных зловещих планов… Коньяк сойдет?

– А то, – сказал Митрофаныч, самую чуточку повеселев, надолго присосался к горлышку. Кац заботливо сидел возле него на корточках, задумчиво и печально качая головой.

Прапорщик Шибко отрешенно курил, все так же щурясь на солнце. Странно, но воцарилось нечто вроде умиротворенности и покоя, от аппарата Митрофаныча все еще пронзительно воняло жженной пластмассой, ветерок колыхал кусты, и вдали черный дым поднимался до самого неба, до пресловутой хрустальной тверди.

– Насчет власовца наш ветеран изрядно преувеличил, – сказал Шибко, косясь на Кирьянова словно бы испытующе. – Никогда не был ни власовцем, ни нацистом. Первые – тупое быдло, вторые… а, в общем, тоже. Эта их теория крови и национальной исключительности…

– А ты у нас ангелочек… – сварливо протянул Митрофаныч.

– Ничего подобного, – сказал Шибко, обращаясь не к нему, а опять-таки к Кирьянову. – Не ангел и не дьявол. Обыкновенный шарфюрер СС. Ваффен СС. Если тебе это интересно, Степаныч, ни евреев, ни славян я в печах не жег. Иначе никто бы меня не поставил в одну группу с Кацем. Есть строгие правила: не перемешивать, скажем, буденновцев с деникинцами, гестаповцев с евреями, гугенотов с лигистами, суннитов с шиитами, и тэ дэ, и тэ пэ… В печах жгли черные. А мы – зеленые СС. Мы воевали.

– Ага, – сказал Кирьянов рассеянно. – И у вас, конечно же, сложный и запутанный жизненный путь, выбранный под давлением непростых обстоятельств, а?

– Да ни хрена подобного, – сказал Шибко, безмятежно щурясь, задрав лицо к солнцу. – Понимаешь ли, я, говоря шершавым языком былой пропаганды, – затаившийся враг Советской власти. Из бывших, ага. История стандартная – все, что имели, потеряли, все из родни, кому не повезло, сгинули в ЧК, а немногие уцелевшие, вроде моего отца, затаились, замаскировались, пролетариями прикинулись… Но ничего не забыли – а вот научились многому. Видел бы ты меня, Степаныч… Образцовый пионер, комсомолец, организатор, зачинатель, маяк, ворошиловский стрелок, готовый к противохимической обороне, двух врагов народа в лице педагогов лично разоблачил и удостоился письменной благодарности… А наряду с тем меня, едва вошел в сознательный возраст, всегда учили, что настанет пора, когда можно будет открыто и невозбранно резать красных. И в июне сорок первого пришла-таки эта самая пора. Когда эшелон разбомбили, оценил я обстановку и поспешил прямым ходом на запад, навстречу гудериановцам. Ну, наткнулся на дозор, поднял руки и на отличном немецком растолковал, что к чему и каковы мои намерения. Ну, меня быстренько зачислили в ряды. В июне сорок первого это делалось просто – «добровольный помощник», потом полноправный солдат… Ради юридической точности следует упомянуть, что советскую присягу принести не успел – нас везли в штатском, необмундированных, ведать не ведая, что тот сборный пункт уже давно под вермахтом… Присяга у меня одна, вермахтовская, по всем правилам. Зимняя кампания под Москвой, то-се… В сорок втором занесло на Балканы, а там как раз формировали добровольческую горнострелковую. Дивизия СС «Принц Евгений», не слышал? Прихватили и меня: как же, зимняя кампания, немецкая кровь, Железный крест, кое-какой альпинистский опыт… И три года мы на Балканах гоняли партизан. Между прочим, это мы чуть-чуть не сцапали однажды самого Тито со всем штабом, только бегать он умел быстрее лани, так что не получилось, к сожалению… В общем, это были те же красные…

  102