Черное ночное небо сменилось на светло-серое, предрассветное, когда Эльфейм вошла в главный внутренний двор, чтобы взглянуть на Лохлана. Кто-то принес стулья для Брендана и Дункана, которые отказались, чтобы их сменяли, и сами охраняли крылатого пленника. Они сидели рядом с Лохланом, и Эльфейм почувствовала изумление, когда поняла, что стражники ведут с ним увлеченную беседу. Она специально пошла дальше очень тихо, чтобы они не заметили ее.
- Сто двадцать пять лет, - покачал Брендан головой. Он выглядел настороженно, но в его голосе звучало явное любопытство. - Даже не могу себе представить, что люди живут так долго. Ты выглядишь совсем молодым, не то, что Дананн.
Усмешка Эльфейм отразила улыбку, послышавшуюся в голосе Лохлана.
- Мне бы не хотелось сравнивать себя с мудрым кентавром. Пусть я и старше, но у него гораздо больше жизненного опыта. Я бы не хотел помериться с ним умом.
- Да и никто из нас не хотел бы, - фыркнул Дункан. Он помолчал, будто тщательно взвешивал следующие слова. - Я видел, что произошло, когда предводительница просила дух колонны сказать ей о тебе правду. Если бы ты хоть как-то был виновен в смерти знахарки, то наша госпожа сразу же узнала бы об этом.
- Я не убивал Бренну, но честно говорю вам, что вина будет сопровождать меня до самой могилы. Я должен был найти способ предотвратить ее гибель, - сказал Лохлан.
- Судьба может быть жестокой, - проговорил Брендан.
Дункан что-то пробормотал, соглашаясь.
- Джентльмены, близится утро. Винни приготовила для вас горячую еду и питье. Я временно освобождаю вас от стражи, - сказала Эльфейм, ступая в свет факела, падавший на эту небольшую группу.
На этот раз двое мужчин не колеблясь поднялись на ноги, поклонились и молча вышли из внутреннего двора. Оставшись наедине с Лохланом, Эльфейм вдруг поняла, что не знает, о чем говорить. Она переложила кипу использованных бинтов и завинтила крышку на фляге с бальзамом.
- Посиди со мной немного, сердце мое. Руки Эльфейм замерли, и она внимательно посмотрела на мужа. Его лицо было бледным, под выразительными глазами темнели круги. Одеяло, которым он укрывался, соскользнуло с раненого плеча, и стало видно, что кровь просочилась сквозь белую льняную повязку, окрасив ее в алый цвет. Лохлан теперь сидел прямее, чем раньше, когда она думала, что он спит, но все равно прислонялся к мощной колонне, словно прикосновение к ней поддерживало его силы.
Она вздохнула и опустилась рядом с ним на холодный мрамор.
- Очень трудно понять, как поступить, Лохлан, - проговорила она с несчастным видом. - Как совместить в себе обязанности и чувства?
Гремя цепями, он взял ее руку.
- Ты все делаешь правильно. Они преданы тебе, Эльфейм. Ты не должна тревожиться о том, что потеряешь свой клан.
- А тебя? Я не должна беспокоиться и о том, что могу лишиться любимого?
- Ты не можешь потерять меня, сердце мое.
- Вдруг Кухулин не найдет твоих соплеменников или, того хуже, убьет их и не позволит им ничего рассказать? Что произойдет, если он приведет их сюда живыми, а они солгут: скажут, что в убийстве Бренны виноват ты? Никто из членов клана не может чувствовать правду, которую говорят духи камня. Я могу помешать Кухулину совершить убийство, но мне придется изгнать тебя, Лохлан. Понимаешь?
- Да. Ты сделаешь то, что должна. Но ни изгнание, ни смерть не могут разрушить мою любовь к тебе. Не забывай, что на всем этом лежит рука Эпоны, Эльфейм. Я решил доверять Богине, как делала это моя мать.
- Не думаю, что моя вера сильна так же, как твоя, - покачала головой Эльфейм.
- Неужели, сердце мое? - недоверчиво улыбнулся Лохлан. - Богиня коснулась тебя еще до твоего рождения. Может быть, тебе просто нужно доверять себе, чтобы слышать ее голос.
Эльфейм подняла его руку и прижалась щекой к теплой ладони.
- Ты уверен в том, что не такой мудрый, как Дананн?
- Вполне.
Он погладил ее по лицу. Она наклонилась и нежно поцеловала его. Лохлан бессознательно расправил крылья и тут же застонал от боли. Эльфейм быстро отпрянула от него, ее лицо омрачилось тревогой. Она потянулась, чтобы дотронуться до раненого крыла, но тут же остановилась, боясь, что ее прикосновение вызовет лишь новую боль.
- Крыло заживет, - измученным голосом сказал Лохлан, пытаясь успокоить жену. - Я не выжил бы в Пустоши, если бы был хрупким. Меня не так-то легко сломать.
- Но это твое крыло, - проговорила она.