Последние отзывы

  12  

Син решил во что бы то ни стало обеспечить себе участие в этом приключении.

Тем временем вопрос его ночлега был обсужден и принято решение устроить его на кухне. Вся постель могла бы состоять из одеяла, брошенного на каменный пол, если бы Син не вызвался принести из кареты все необходимое. В знак доброй воли его отпустили. Он вернулся с саквояжем и соорудил из его содержимого вполне сносную постель — куда мягче, чем в палатке во время военного похода. К тому же на кухне было тепло и сухо.

Пока Верити и няня убирали со стола, Чарлз отправилась к колодцу за водой, а потом уселась с книгой. Син тоже устроился поудобнее: снял ботинки и, как мог, вычистил ветошью (кто знает, сколько времени им придется обходиться без забот Джерома?); сюртук и жилет развесил на спинке стула; расплел косичку и расчесал волосы. После короткого колебания (как-никак он находился в обществе дам) он снял шейный платок и расстегнул верхние пуговицы рубашки.

Ни Верити, ни няня не обращали на его действия никакого внимания — и слава Богу. Его занимала только реакция Чарлз. Впрочем, никакой особенной реакции не последовало, если не считать одного короткого взгляда поверх книги. Следовало удвоить усилия.

Няня удалилась с кухни, Верити после короткой беседы с Сином тоже ушла к себе. Демонстративно зевнув, он улегся в импровизированную постель и притворился спящим.

Пришлось подождать, пока девушка закроет книгу, но он был терпелив. На сей раз он не возражал, когда она предстала перед ним, так как не был связан и беспомощен. Открыв глаза, он заложил руки за голову и подкупающе улыбнулся.

— Решили все-таки разделить со мной постель?

Чарлз отшатнулась, но быстро взяла себя в руки.

— Учтите, я пристрелю вас сразу, как только пойму, что вы ведете двойную игру! Я не так мягкосердечен, как мои близкие.

— А вам уже приходилось убивать?

— Н-нет… — признала она неохотно.

— А мне — не раз.

— Плохо верится!

— Отчего же? Я офицер сорок восьмого полка.

У Чарлз от удивления приоткрылся рот.

— В данный момент у меня отпуск по болезни, но, поверьте, мне не раз приходилось бывать в сражениях. Убивать не так легко, как кажется, нужна веская причина.

Лицо ее изменилось, минутная слабость исчезла.

— В таком случае не думаю, что у меня дрогнет рука!

Чарлз задула свечу и ушла, оставив Сина в темноте, едва подсвеченной тлеющими в печи углями. Это отрезвило его, и какое-то время он лежал, обратив взгляд к потолку. Кто мог так обидеть ее, чтобы натолкнуть на мысли об убийстве? Как оказалось, что она живет здесь без денег, в мужской одежде, дичась всех и каждого?

Так или иначе жизнь свела его и прекрасную даму в беде, но дама эта была отнюдь не кроткая Верити. Это была сердитая, неуживчивая, ни на кого не похожая Чарлз.

Глава 3

Когда на другое утро няня на цыпочках вошла на кухню с собранными в курятнике свежими яйцами, то разбудила Сина.

— Милорд, вам совсем ни к чему подниматься так рано! — смутилась старушка, однако он уже выбирался из постели.

То, как сильно он успел отвыкнуть от лишений, стало неприятным откровением этого утра. Бывало, Сину приходилось проводить ночь на полу, прямо в походном плаще, а с первыми лучами солнца идти в бой. Он просыпался тогда бодрым и свежим, теперь же ныла каждая косточка, голова была тяжелой, отчаянно хотелось принять горячую ванну и переодеться. Син рассудил, что ему нужно поскорее вернуться в строй.

— Можно взять немного теплой воды для бритья?

Няня охотно предоставила требуемое, и он побрился, как мог, перед треснувшим зеркальцем на стене, радуясь тому, что его щетина не слишком груба. Он не привык бриться сам — это была обязанность Джерома, даже в армии. Надо сказать, общество старого камердинера было единственной уступкой требованиям маркиза Родгара. Син неизменно дослуживался до очередного звания, а не покупал его, как многие другие. Будь воля брата, тот купил бы ему и полк, не понимая, что в заслуженном продвижении вверх есть куда большая прелесть. Сину нравилось обходиться без чужой помощи.

Во всем, кроме бритья.

Он сделал сам себе гримасу в зеркале. Если бы не проклятая лихорадка! Он пытался перенести ее на ногах, пытался остаться в строю, но день ото дня становился все слабее, пока наконец не слег в бреду. С той минуты воспоминания его были обрывочными: чьи-то неумелые заботы, походный лазарет, корабельный трюм, где он мечтал о смерти… и вдруг — словно небеса обетованные — Родгар-Эбби с высокими расписными потолками и забота близких: Родгара, Бренда, Брайта и перепуганной, заплаканной сестры-двойняшки Элфлед. Он был слаб, как младенец, и считал, что уже не жилец, а потому отдался в любящие руки семьи, заново наслаждаясь знакомыми звуками, запахами, видом дорогих лиц.

  12