... 
48 
– Но доносят же?
– Доносят. А я не буду. Еще чего…
– Понял. Не хочешь с ментами связываться. У тебя к ним давняя «любовь»…
– Не хочу и все!
– Ладно, ладно, не дуйся. Я пошутил. Меня во всей этой истории волнует лишь один момент: что ищут эти черноризцы и очкатый Кондратка? Уж не одно и то же? Кстати, Кондратка с этими… христопродавцами, как ты их называешь, общается?
– Было дело… – Зосима смачно сплюнул на пол. – Ходил к ним в гости. Но они его быстро отшили.
– Откуда знаешь?
– Сорока на хвосте весточку принесла.
– И это ясно. Чай, баба Федора нашептала тебе эту новость на ухо.
– Угу, – не стал запираться и отнекиваться Зосима.
– И как он после этого посещения?
– Как все, – весьма уклончиво ответил Зосима.
– То есть, теперь обходит избу Киндея десятой дорогой…
– Ну… где-то так.
– М-да… Этот черный ворон с клюкой, я вижу, запугал всех. Плохой человек, редиска. И я, как человек православной веры, не могу мириться с таким безобразием. Нужно что-то предпринимать. Это теперь мой девиз.
– Слушай, они тебя трогают!? – рассердился Зосима. – Пусть их. Живут себе и живут. Людям помогают…
– Ну да, ну да… Муку раздают и сахар. По два кэгэ на душу, раз в год. Благодетели… А кое-кому, – я зло прищурился, – перепадает и казенка. Чтобы глаза замылить. Что молчишь, нечем крыть?
– Дык, это… ну, в общем… – Зосима окончательно запутался в своих суматошных мыслях и умолк.
Я решил пожалеть его и на время оставил тему черноризцев. В данный момент меня больше занимала личность Кондратки. О нем я и спросил:
– Как мне стало понятно из рассказа бабы Федоры, очкарик ходит по деревне и пытается брать интервью у наших аборигенов. О чем он расспрашивает?
– А, пустяки… – отмахнулся Зосима.
– И все же?
– Монах его интересует.
– Какой монах? – спросил я удивленно.
– Ну тот, что квартировал у Киндея. Еще при царе. Помнишь, я тебе рассказывал?
– Конечно, помню.
Монах! Получается, что Кондратка тоже ищет древние сокровища?
Но он не ходит по лесам (так, по крайней мере, мне доложила баба Федора), и, глядя на его интеллигентные руки (правда, с некультурно обгрызенными ногтями), я мог бы побиться об заклад на большую сумму, что тяжелее рюмки с водкой они давно ничего не держали.
– И что конкретно его интересует? – спросил я, неизвестно отчего начиная волноваться.
– Говорю же тебе, сущие пустяки. Он хочет узнать, где точно жил монах.
– Что значит – где? Ты же сам мне говорил, что у Киндея.
– Правильно говорил. Только снимал он угол не в самой избе, а в овине, что на заднем дворе когда-то стоял. Добротный овин, старой постройки. Грят, он был там еще до прихода Киндея.
– То есть, ты хочешь сказать, что Киндей построил избу не на пустыре?
– Ну.
– И что на этом месте находилось?
– Говорю же тебе – овин. Добротный, большой, на фундаменте, сложенном из дикого камня. Такие у нас не строили. Чужой овин. И очень старый.
– А ты откуда знаешь? Видел его, что ли?
– Знамо, видел, – с достоинством подтвердил Зосима. – Я, конечно, тогда еще мальцом был, но овин хорошо запомнил. Его в тридцать первом году разобрали, когда колхоз начинался.
– Зачем разобрали?
– Чтобы клуб в деревне построить.
– Построили?
– Хе-хе… Как-то не получилось.
– Кто бы в этом сомневался… А куда девался стройматериал?
– Дык, это, свои же и растащили по домам. Первые коммунары. Кому на фундамент, кому на венец… Дерево-то хорошее было, привозное. У нас такого и близко нету. Говорили, что заморское. Пахло, как в церкви.
– Наверное, ты тоже подсуетился…
– Так ведь все стало общим. Но я взял только два бревна. И сразу спрятал. Молод был, боялся… Попилил потом, после войны, на доски и сделал полати. Больно запах мне понравился. Будто в летнем лесу. Лежишь зимой на полатях, на улице мороз, а в избе цветами пахнет. Просто чудеса.
– И где теперь твои чудо-полати?
– Жонка… кажись, вторая, в печи сожгла, пока я был на охоте.
– Чтобы ты бока себе не отлеживал… – Я рассмеялся. – Заботливая.
– Эт точно.
– Я так думаю, сей недостойный поступок супруги был последней каплей, которая переполнила чашу твоего терпения.
– Ну, она, конечно, была не права. Я так это ей и сказал. Напрямую. А она взяла и ушла. Навсегда. Чего, спрашивается? Ох уж эти бабы…
– Не говори, кума, сама пятый раз замуж выхожу… Про то, что ушла, – ладно. А вот полатей действительно жалко. Я предполагаю, что овин был сложен из стволов сандалового дерева. Оно и сейчас дорогое до неприличия, а в старые времена ценилось едва не на вес золота. Это и вовсе чудеса. Как оно сюда попало, кто его привез? И вообще – зачем кому-то надо было ехать в лес со своими дровами? И ныне стройматериала кругом сколько хошь. А тогда леса и вовсе были дремучими, нетронутыми. У кого-нибудь остался хоть кусочек дерева из овина?
48 
