... 
187 
– Но видите же вы хоть какой-то выход? – с интересом спросил Сварог.
– Конечно же! Во-первых, история человечества при всей ее черепашьей медлительности и однообразии – материал для изучения. Любопытно увидеть, куда все придет и чем кончится, будут ли повторены прежние ошибки, каким станет финал… И если после очередной катастрофы – которая нашу персону, разумеется, не затронет – на смену придет иная раса, как это стряслось и с Изначальными, и с Хоррами, и с чередой их предшественников, впереди меня ждут новые впечатления и острые ощущения. Во-вторых, я еще не исчерпал всех загадок этого мира. Есть еще и Багровая Звезда, и Нериада и Тетра с их тайнами, я оставил их напоследок, и теперь пришла пора…
Сварог покосился на сановников – король сидел к ним спиной, и они смогли чуточку расслабиться. На лицах у них читалась безудержная, безграничная скука. Все эти монологи оба бедолаги явно выучили наизусть и могли отбарабанить без запинки, разбуди их посреди ночи. И король не может этого не понимать. Еще одна беда бессмертного – ему необходимы свежие слушатели, и менять их желательно почаще, иначе все кончится полубезумным обитателем необитаемого острова, часами церемонно беседующим с попугаями и пальмами. Пожалуй, бессмертие и впрямь коварнейшая ловушка. Если настигает одиночку. А если одиночка вдобавок – личность весьма посредственная, он ничуть не поумнеет за все тысячелетия, как ни штудируй умные книги…
– Как же вышло, что вы стали властелином Хелльстада? – спросил Сварог. – Если Хелльстад существовал еще до Шторма… Но эта гостиница, оставшаяся целехонькой, как-то не совсем уместна в волшебной стране…
Ему и в самом деле было интересно. Но имелась еще и подоплека – он подсознательно оттягивал неизбежную схватку, боялся, что может ее проиграть, злился на себя за этот страх, но ни на что не решался пока…
– Вы, право, неглупы, – сказал король. – Гостиница для флотских чинов никак не вяжется с волшебной страной. Хелльстада, конечно же, до Шторма не было. Пока я его не создал. – В его голосе прозвучала кокетливая мечтательность, словно придворная красотка вспоминала свои победы. – Здесь, на сотни лиг вокруг, были великолепные курорты. Вы еще не видели ни Граневильского водопада, ни Озерной Страны, а ведь все сохранилось с тех времен, моим тщанием… Я любил отдыхать в этих краях – о, не в той гостинице, где вы побывали, для нее у меня не хватало кистей на эполетах…
– Вы были моряком? – спросил Сварог. – Военным?
– Угадали. Только корабли, естественно, неизмеримо превосходили все, какие вам доводилось видеть в жизни. К моему превеликому сожалению, барон, вы пока что не представляете, что такое атомный авианосец Длинного Прыжка. Верх совершенства и мощи (Сварогу очень хотелось спросить, что такое Длинный Прыжок, но это могло и выдать его знакомство с термином «атомный авианосец», так что он промолчал). К счастью, я был на суше, когда это началось, здесь, где отдыхал обычно. Бедняга «Трезубец», он сейчас то ли лежит на дне в Фалейском заливе, то ли пребывает в таких местах, что оторопь берет… Что случилось с успевшими взлететь самолетами, даже я не берусь гадать. Увы, никогда не питал пристрастия к сложным наукам. Ученый у меня есть, и этого достаточно. Не королевское дело – всерьез заниматься науками.
«А служил ты, не исключено, каким-нибудь квартирмейстером, – подумал Сварог. – Даже пять тысяч лет спустя напоминаешь разбогатевшего буфетчика, благо все твое государство – это ты сам, и нет окружающего мира, где престижно быть сведущим в науках или хотя бы меценатом. Господи, это ж не человек, это растение, его и положить не грех…»
– Это была война? – спросил он.
– Все вместе. Мне трудно судить, катаклизмы ли вызвали войну, война ли спровоцировала катаклизмы или все разразилось одновременно и обстояло еще запутаннее… Достоверно известно одно: и война, и катаклизмы стали буйством сорвавшейся с цепи магии, разбушевавшегося колдовства. Были лаборатории, засекреченные, разрабатывавшие нечто такое, что, должно быть, послужило детонатором. Вам, к счастью, все это совершенно незнакомо – напыщенные ученые болваны, беззаботно ковырявшиеся во внутренностях непонятного им могучего чудовища, живого, заметьте, и отчего-то убежденные, что чудовище на такое обращение не обидится…
Увы, Сварогу это было знакомо. Брезгливое отвращение к недоумкам-ученым, беззаботно дергавшим за усы демонов, – единственное, в чем он с королем полностью согласен. Всегда одно и то же – интеллигент считает, что способность мыслить делает его равным Богу, начисто забыв, что Бог – это создатель, а роль ученого при всей ее значимости и богатстве интеллектуальных исканий сводится к должности прилежного регистратора и толкователя. Создавать может один лишь Бог, и там, где человек посягает на это умение, кончается Хиросимой, Штормом, Судным днем…
187 
