ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Возвращение пираньи

Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... >>>>>

Жажда золота

Неплохое приключение, сами персонажи и тема. Кровожадность отрицательного героя была страшноватая. Не понравились... >>>>>

Женщина на заказ

Мрачноватая книга..наверное, из-за таких ужасных смертей и ужасных людишек. Сюжет, вроде, и приключенческий,... >>>>>

Жестокий и нежный

Конечно, из области фантастики такие знакомства. Герои неплохие, но невозможно упрямые. Хоть, и читается легко,... >>>>>

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>




  90  

В комнате все еще остро пахло Степаном, и Павлуша в который уже раз подумал: какое счастье — не видеть проклятое создание. Он вышел на балкон и рывком раздвинул рамы остекления. Жена убрала комнату матери и даже поставила цветы возле ее фотографии на письменном столе, но больше сюда не заглядывала.

Горой высились старые журналы и газеты, а в картонном ящике была свалена старая обувь, которую теща почему-то притащила с собой с прежней квартиры. Выбросить?

Не хотелось делать этого на глазах всего дома, и Павел Николаевич решил предоставить разбираться с хламом новому владельцу квартиры. Хрустальная пепельница с десятком сплющенных окурков. Взявшись за нее, Романов брезгливо отдернул руку. Циновка на балконе, изрядно потертая, вся в Степановой шерсти, неожиданно вызвала в нем легкое чувство непричастности ко всему этому убожеству. Довершала дизайн балкона здоровенная китайская ваза неизвестного происхождения, возвышающаяся на трехногой кухонной табуретке. Хлам — и еще раз хлам…

Он выглянул во двор. Застывшие машины у подъезда. Серое низкое небо, смахивающее на солдатское одеяло. Отпотевшие стены домов с мутными окнами.

Прохожие внизу, похожие на неохотно перемещающиеся мишени, сутулые, безобразно одетые…

Сейчас он не замечал, не мог заметить, вдыхая пьянящий запах свободы, как внимательно его разглядывают. Наискось от дома, на противоположной стороне двора, у ступеней, ведущих в подвал частной сапожной мастерской, стоял добротно одетый плотный мужчина с пластиковым пакетом в руках, поджидая, пока в мастерской закончится перерыв. Лицо мужчины, наполовину закрытое серебристой фетровой шляпой, было терпеливо и бесстрастно, скучающий взгляд лениво скользил по окнам шестнадцатиэтажки, постоянно возвращаясь к фигуре Павла Николаевича Романова на балконе.

Павлуша споткнулся о балконный порог, возвращаясь в комнату, и прикрыл за собой дверь. Вещи Сабины были совершенно чужими, и теперь, мертвая, она не вызывала в нем никаких особых чувств. Евгения спрашивала об «архиве» — что ж, посмотрим.

Он выдвинул два нижних ящика стола и вывалил содержимое. Отдельной стопкой сложил письма из Америки, затем фотографии, счета, документы… Было также несколько вырезок из газет шестидесятых годов, карманные календари разных лет, брошюра — программа круиза по Средиземному морю на теплоходе «Армения», снова письма.

Он наугад развернул листок без конверта и прочитал: "Здравствуй, дорогая Сабиночка! Я рада за тебя, что у тебя все благополучно. У тебя отличная семья. Как ты себя чувствуешь? Я — бодро. Годы наши бегут, мне уже давно за семьдесят. У меня сильно болела нога, дней десять подряд. Я не могла ходить.

Сейчас хожу хорошо. Боль миновала, как говорится. У меня свои предположения о болезни ноги, но об этом не стоит. Хирург сказал: пульс нормальный. Делать ему нечего, вот что…"

Что за чушь? — подумал Павлуша, переворачивая страницу, и прочел самый конец письма: "У нее братья были летчиками, все погибли. На неделе и она умерла от рака печени. В лагере Туся была самая молодая из нас троих. Погода холодная.

Повидаться, конечно, надо. Пиши о себе больше. Целую тебя. Галя". Этим крупным полудетским почерком было написано еще с десяток листков, вложенных в большой конверт с обратным норильским адресом.

Павел Николаевич смахнул листки, конверт, вырезки из газет и календари на пол, чтобы затем снести этот хлам в мусоропровод. Туда же полетели блокноты, исписанные строгим отчетливым почерком тещи, и черновики ее писем. Он просмотрел фотографии: Сабининых было немного, остальные — Евгения и сын.

Выбросить у Павлуши не поднялась рука, и он бросил их поверх американских писем, которые собирался прочесть на свободе, — необходимая информация о заграничных родственниках. Порывшись в ящиках и больше не обнаружив ничего стоящего, Павел Николаевич добавил к стопке на столе фотографию Сабины, стоявшую в раме под цветами, и пошел выбрасывать мусор, на ходу крикнув Евгении, чтобы та упаковала отобранное в свой чемодан.

Однако по дороге он передумал выходить, потому что необходимо было срочно позвонить новому квартирохозяину и договориться о встрече. В доме оставались две связки ключей, третья сгинула в морге вместе с вещами Сабины, и оба комплекта он должен был отдать сегодня. Замки были в порядке, барахлил лишь один, в двери тамбура, — нет сомнения, крутой покупатель тут же его сменит.

  90