Последние отзывы

  10  

Ахтой неодобрительно покачивал головой. Ему не нравилась сделка. Астарт же был уверен в себе.

— Не унывай, дружище, построим лодку, а грянет шторм, и, когда ни один кормчий не отважится выйти в море, доставлю на острова срочный груз. Один рейс окупит с лихвой и долг, и проценты.

Но Ахтой был мудр в делах житейских.

— Не учитываешь неожиданности, столь обильные в жизни смертных. Вдруг ты не построишь лодку? Или тебе помешают в твоих помыслах? Или море проглотит твое судно? Чем я тебе помогу? Я нищ. Брать плату за лечение не могу, нельзя. Мой господин Имхотеп не брал.

— Не все так печально, Ахтой. В армии мои долги сохраняли мою жизнь от иудейских топоров и плетей сотников. Чем больше ты должен, тем лучше тебя берегут от смерти.

— Здесь не армия. Здесь купцы.

Рабы Рахмона приволокли два толстых бревна и бросили перед хижиной. Надсмотрщик привел девушку в рабском ошейнике и с тощим узелком в руках и толкнул ее к Астарту.

— Вот твой новый господин.

Девушка покорно подошла к господину и хотела поцеловать ноги. Астарт остановил ее. Надсмотрщик захохотал и погнал рабов вдоль по улице.

Она была очень мила, даже красива, хотя безжалостное клеймо на лбу уродовало ее лицо. Прямой нос, слишком светлая для финикиянки кожа, маленькие руки и ноги.

— Агарь?

— Да, господин, рабби Рахмон приказал так называть меня, когда я родилась.

— Знаком тебе Эред?

Она испуганно вскинула длинные ресницы и еле слышно прошептала:

— Да…

— Он мой друг. Я узнал, что вы любите друг друга, и хочу, чтобы вы были вместе.

— О, господин!.. — Агарь обхватила его ноги, заливаясь слезами.

— Перестань. Ахтой, ты видишь, как люди делают себе повелителей. Стоит облобызать ступню нищего, как в нем просыпается господин.

Астарт был рад. Ахтой разделял радость друга, но ему не давала покоя мысль, что рабби Рахмон как истый ростовщик захочет взнуздать Астарта.

В этот день они наспех починили крышу и стены. Когда Тир окутала ночь, звезды больше не заглядывали в проломы и трещины.

— Одну дыру можно было бы оставить, — ворчал Ахтой, взбираясь на крышу, чтобы по хвосту новой кометы определить, что ожидает человечество в будущем году.

Астарт лежал на своем ложе, покрытом сухой травой, и прислушивался к легкому шороху ящериц, бегающих по потолку. Из другой комнаты неслышно вошла рабыня с масляной плошкой в руке.

— Что тебе, Агарь?

— Я ждала, когда господин позовет меня.

— Зачем?

— Как зачем? — в свою очередь удивилась девушка. — Мой прежний хозяин…

— Понимаю… Присядь и слушай. Когда-то давным-давно двое мальчишек и одна девчонка покинули Тир и отправились искать приключения. Я бежал от жрецов богини Астарты, я был с рождения посвящен ей. Эред— от жадного скифа, а Ларит увязалась за нами. Она тоже с рождения посвящена богине… Она дрожала при одном звуке ее имени, но все равно ушла с нами. Потом мы бродили по всему свету, плавали то на плотах, то на галерах. Целый год мы были вместе, ни на миг не плече нашли клеймо храма. Эреда выдали следы от рабского ошейника. Их отправили в Тир, чтобы получить выкуп за поимку. У меня же на плече, вот, — он повернул к масленому фитилю плечо с давним шрамом от ожога, — здесь был выжжен голубь, как у всех, посвященных богине, но я накалил острие ножа и выжег клеймо… В общем, меня оставили в Египте. Потом я нашел лагерь тирского отряда наемников и остался с ними.

— Ларит теперь жрица?

— Да.

— Агарь, что-то вспомнив, поставила на пол плошку, выбежала из комнаты и вернулась с тазом.

— Омою господину ноги.

Он смотрел на склонившуюся у его ног девушку и невольно залюбовался белизной груди в вырезе плохонькой туники.

— Встань, — сказал он. И осторожно снял с ее шеи рабский ошейник с медными заклепками. — Когда я смогу выкупить Эреда, мы составим табличку, дающую вам обоим свободу.

— О господин!..

Она обняла его ноги, и он почувствовал тепло ее рук. «Козни богини, — подумал он с дрожью, — человек слаб перед ее стрелами».

Астарт зарычал, как раненый лев, сорвав с себя тонкий кожаный ремешок, принялся яростно стегать рабыню.

Агарь каталась по полу и рыдала от жгучей боли.

— Все! — Астарт отбросил ремень и, опрокинув таз себе на голову, заорал на всю мощь легких: — Ахтой! Иди сюда! Чтоб тебе провалиться сквозь крышу!