Последние отзывы

  18  

Вот, кстати, еще о Бастилии. Она вовсе не была «разрушена возмущенным народом». Контракт на разборку крепости получил добрый буржуа, строительный подрядчик месье Паллуа, нанял 800 рабочих и хорошо на этом дельце заработал, продав немалое количество тесаного камня…

Если будете в Париже, можете интереса ради заглянуть на мост Конкорд – он как раз из этого камня.

В общем, как всякая революция впоследствии, французская обросла мифами очень быстро – иногда, чтобы приукрасить какой-то эпизод, иногда – чтобы смягчить. Если вам доведется прочитать где-нибудь, что революционная толпа носила по улицам Парижа на пике отрубленную голову принцессы де Ламбаль, фаворитки королевы, не верьте. На пике носили совсем другую часть тела принцессы…

А если попадутся строчки о «самосуде толпы над аристократами», то знайте: частенько это означало, что посреди улицы беременной женщине вспарывали живот и вырывали ребенка. Что творилось в провинции, где не было ни законов, ни власти, лучше себе не представлять,хотя достаточно протянуть руку, чтобы снять с полки, скажем, «Историю французской революции» Карлейля…

И полилась кровь, кровь, кровь! «Ле сан», по-французски. Ле сан, ле сан, ле сан… Кровь алая!

В общем-то, никто поначалу не собирался свергать короля и заводить республику – дело это было настолько новое и непривычное, что здравомыслящие люди его инстинктивно опасались. Однако… любая революция имеет много общего с классической деревенской пьянкой по случаю большого праздника. Сначала опрокидывают по рюмочке и степенно толкуют про виды на урожай, про легкомысленное поведение мельниковой дочки, про то, ест ли гишпанский король лягушек, или городской телеграфист все наврал. Потом как-то незаметно переходят на граненые стаканы, вспоминаются старые обиды и старые счеты – и вот уже кумовья идут друг на друга с лопатами и вилами, горят амбары и коровники, в свалке затоптали попа и старосту, и из уездного городка наметом несется вся наличная жандармская команда, а следом казачья сотня, потому что меньшими силами не усмирить. И только на третий день, хмуро бродя по пожарищу и не досчитываясь кузнеца дяди Пафнутия, соображают, что его в горящей избе и забыли, потому как в первую голову спасали самогонный аппарат. Ну, а где поп со старостой, лучше и не гадать…

Так вот, с революциями обстоит точно так же. Даже если никто поначалу специально и не хотел резких телодвижений, сама логика событий, сами взбудораженные многомиллионные массы очень быстро начинают громоздить вовсе уж жуткие комбинации – причем, господа мои, не забывайте, процесс идет непременно с двух сторон!

Дворяне массами побежали за границу – и начали создавать там армию вторжения. Тем временем во Франции создавали свою армию, новую, революционную, которой предстояло на штыках принести счастье и свободу остальной Европе…

Ага, вот именно! То, что «заграничная контрреволюция» первой вторглась во Францию – очередная сказочка. Это французская армия браво ринулась к соседям – в Италию, Голландию, свергать феодалов, делить землю, вешать попов и нести просвещение.

Вот тут уже Европа, мрачно призадумавшись, начинает собирать армии и шлет их к французским границам, сообразив, наконец, чем пахнут такие эксперименты в отдельно взятой стране. Прусский главнокомандующий, герцог Брауншвейгский, правда, оказывается не на высоте: под покровом ночной тьмы к нему проникли посланцы революции и предложили ни много, ни мало – бриллиантов, реквизированных из королевской сокровищницы, на сумму в пять миллионов. Герцог не выдержал, камешки взял и отступил, сославшись на плохие стратегические условия. Только в 1806 г., после его смерти, когда нотариусы описывали его имущество для наследников, обнаружились эти камешки, в том числе, и любимый Марией-Антуанеттой «голубой бриллиант в сто двадцать карат…»

Подобные фокусы не прошли с Александром Васильевичем Суворовым, и он-то французов лупил качественно…

К тому времени уже отрубили голову королю – от чего в стране почему-то не прибавилось ни спокойствия, ни хлеба. Торговцы, сволочи такие, не хотят продавать еду по мизерным ценам, установленным революционным правительством. Париж голодает. А где можно взять много-много хлеба?

Правильно. В деревне…

И в деревню двинулись продотряды… нет, назывались они иначе, но это были именно продотряды. Революционное знамя впереди, под ним комиссар, препоясанный трехцветным шарфом (комиссар, комиссар, они так и звались!), кучка пустых вместительных повозок под зерно… И гильотина в обозе. Тот самый нехитрый и эффективный механизм для моментального отрубания головы, который придумал скромный французский интеллигент доктор Гильотен.

  18