Вокруг кострища постепенно расширялось кольцо сухой и теплой земли. От развешанной на рогатинах одежды валил пар. Укрытый ЭрТаровой курткой жрец лежал на подстилке из лапника и дерюжек, по-прежнему не подавая признаков жизни, как, впрочем, и смерти. Жмущиеся к огню парни мрачно ему завидовали. Если в Царствие и пришло лето, то ночам об этом сообщить забыли. Ползущий из чащи холод казался прямо-таки осязаемым, без помощи ветра щекоча голые спины. С веток срывались крупные капли, наполняя лес вкрадчивым шелестом и сдавленной руганью.
Разговаривать не хотелось. Пригревшись, оба беглеца начали клевать носом, сначала вздрагивая на каждый посторонний звук, а потом бессовестно свалили охрану на кошака (понятия не имеющего об оказанной ему чести) и уснули окончательно.
***
К утру погода сняла, наконец, траур по рождению Твари, протерла небо до хрустальной голубизны и подкинула в него золотую бусину солнца.
Но разбудило парней не оно.
Такого оглушительного, ликующего щебета ЭрТар даже по весне не слышал. Птицы как будто решили, что не все в этой жизни меряется червяками, и устроили себе разудалую гулянку, причем начали с той ее части, когда одна половина стола пытается перепеть другую, упирая на количество, а не качество. Петухи в селище за холмом – и те поддались общему безумию, вопя то по очереди, то, не в силах удержаться, хором.
Джай в диких тварях не разбирался, поэтому птичья побудка вызвала у него лишь законное раздражение. Утренний лес понравился ему немногим больше вечернего – не такой зловещий, но по-прежнему сырой и унылый. И обсохшее после дождя комарье налетело. Не досаждало оно только жрецу, ночью свернувшемуся таким плотным клубком, что из-под куртки виднелась только макушка. Корлисс, решивший, что беспокоиться уже нечего, рыскал между деревьями, то и дело поднимая морду и облизываясь на голосистых пичуг.
Обережник выпрямился и потянулся, горько об этом пожалев: спина, за ночь привыкнув к скрюченному положению, раскрючиванию гневно воспротивилась. Горец же как ни в чем не бывало вскочил, встряхнулся, подражая кошаку; внезапно подпрыгнул и перекувырнулся в воздухе, приземлившись на полусогнутые ноги, с уже отведенной для замаха правой рукой и защитно выставленной вперед левой.
– Разомнемся, э? – предложил он, широко улыбаясь.
– Иди ты, – буркнул Джай, потянувшись к рогатинам с одеждой. Сам он вчера наскакался на год вперед, а этому горному козлу все мало! И, зараза, завидно-то как такой форме…
– Хорошая юбка, – иронично заметил ЭрТар.
Джай мрачно встряхнул темно-синие, просторные штаны обережника, которых и впрямь хватило бы на выкройку юбки, а то и двух. Действительно, какой идиот их придумал?! Нет, ходить в них было удобно, а во время рукопашно-ногомашных схваток развевающиеся штанины сбивали противника с толку, зато именно они служили основной темой пошлых шуточек про обережь.
– Хорошее платьице, – отплатил «любезностью» Джай.
Горец критически изучил айсту на вытянутых руках, но, поскольку вариантов не было, со вздохом натянул. Штаны он то ли выронил во время бегства, то ли оставил в сгоревшем доме, однако среди уцелевших пожитков их не оказалось.
За неимением зеркал парни глянули друг на друга и покатились со смеху, хотя уместней было бы расплакаться. Пожар, дождь и драка не пошли на пользу ни одежкам, ни их хозяевам. В таком виде их задержал бы первый же обережник – по подозрению в ограблении огородных пугал (причем, судя по синякам – у Джая под глазом, у ЭрТара на скуле, – те яростно сопротивлялись).
– Тут какая-нибудь речка поблизости есть? – Горец поскреб ногтем краешек айсты, словно проверяя, сохранилась ли под грязью вышивка.
– Разве что колодец в селище. – Пригород Джай знал неважно, но рек с этой стороны Ориты точно не было. – Или пруд в низинке поис…
Горец резко поднял указательный палец, и обережник умолк. Увы, птицы свистеть хотели на человеческие просьбы, что и делали, не пропуская к ушам иные звуки.
– Кто-то по дороге едет, – пояснил ЭрТар, и Джай, поняв, на что надо обратить внимание, различил, наконец, среди трелей и чириканья далекий, натужный скрип. – Глянем?
«И чего спрашивал?» – с досадой подумал обережник, ибо горец сорвался с места, не только не дождавшись ответа, но даже раньше самого вопроса.
Бегать по лесу оказалось еще противнее, чем идти: те же самые ямы, пни и ветки, только на большей скорости. У Джая в голове не укладывалось, как ЭрТару удается ориентироваться в этом безобразии – один раз увидев лес со стороны, ночью, он безошибочно вывел обережника к восточной опушке, где деревья ближе всего подходили к дороге. По которой, спускаясь с соседнего холма, медленно полз запряженный двумя волами воз.