– Н-нет… – Жрец потряс головой и попытался сесть. Парни настороженно присматривались, не спеша помогать. – Не сейчас... я должен…
Входная дверь загудела и затрещала – не то от души постучались, не то попытались выбить, – и чей-то властный голос громко, заученно прокричал:
– По велению Иггра Двуединого, откройте!
Глава 8
…Ради тех, кто породил меня, и тех, кто останется после, я отрекаюсь от своей судьбы и клянусь следовать за Ней и оберегать Ее до последнего вздоха…
Обет Лозы
– Иду-иду! – торопливо залебезил внизу скрипучий голос «жэншыны» белобрысого. Тетка слишком хорошо знала, как нетерпеливы подобные гости, и дверь была ей дорога. – Бегу! Вот…
Звякнул крюк, скрипнули петли, и обережники ворвались в дом, не поздоровавшись и уж тем более не подумав вытереть ноги у порога. Тут же обшарили углы, с треском отдернули свисающие до пола занавеси, похлопали дверцами шкафов и, убедившись, что нижний этаж находится в их власти, подступили к лестнице.
Госпожа Индора увивалась рядом, как муха над головой идущего к хлеву мясника.
– Ох, как же вы вовремя! У него там… – Домовладелица до упора задержала воздух в груди и с придыханием его вытолкнула,– …оргия! Да не простая, а… с горцами!
– Хэй-най, так мне все-таки удалось произвести на нее впечатление! – с ухмылкой прошептал ЭрТар. Не то чтобы ему было так уж весело, но, если перед боем сам себе настроение не поднимешь, враг об этом тем более не позаботится.
–…и животными!
– И тебе тоже, предатель.
Кошак на всякий случай отодвинулся от обережника, а хвост вообще обвил вокруг лап.
– Разберемся, – неприязненно оборвал теткины излияния тот же бас, что гудел под дверью.
– Не волнуйся, добрая женщина! – Второй голос был певучим и благостным, но почему-то куда более пугающим. – Я попрошу Иггра вразумить твоего жильца и его друзей, и они больше никогда не нарушат покой этого жилища...
– Заприте дверь. – Голос жреца окреп и обесцветился, заставив ЭрТара усомниться, что моруны не умеют подделывать стук сердца. Мужчина снова стоял на ногах, как будто не он минуту назад трясся в непонятном припадке.
– Там же йер! – Белобрысый торопливо натягивал рубашку, не замечая, что надевает ее шиворот-навыворот.
– Да. И вы умрете, как только он войдет в комнату.
Горец в чужих приказах не нуждался, кинувшись к двери еще до слов тваребожца. Придвигать к ней мебель было поздно, к тому же шум подстегнет атакующих, но накинуть крюк и подпереть ручку стулом не помешает.
– Это я и без тебя знаю! – огрызнулся обережник, разобравшись с рубашкой и нагибаясь за успевшими сползти штанами. – Но разве дверь его остановит?!
– Зато задержит.
– Надолго ли? – ЭрТар глянул в ромбовидную прорезь в центре ставня. Посреди улицы маячил черный силуэт, казавшийся еще более коренастым из-за клубящегося ему по колено тумана, который не то сходил на нет со вчерашнего дня, не то заново поднимался к завтрашнему. Обложили со всех сторон, гады!
– Нам хватит, – лаконично отозвался жрец, протягивая руку к испуганно трепыхнувшей язычком свече.
– Для чего?
Вместо ответа тваребожец швырнул свечу в стену. Вопреки здравому смыслу, в полете она не потухла, а врезавшись в доски, полыхнула, словно начиненная трутом. Огонь разбежался по бревнам быстрее, чем если бы они лоснились от масла, в считаные мгновения охватив комнату.
***
– Т-т-ты что наде… – Джай присмотрелся и окончательно потерял дар речи. Полыхало все: обугливались балки, съеживался обгрызаемый пламенем коврик у двери, обрастали огненной шерстью ножки стола и стульев, жалобно трещал мох в щелях. Черные, серые, белые и рыжеватые пряди дыма сплетались в сизую пелену, сначала повисшую под потолком, а потом начавшую быстро разрастаться книзу. И лишь возле кровати, где стояли люди, образовалось запретное для огня место, куда даже запах гари не смел сунуться – только все ближе подкрадывался жар да более спертым становился воздух.
– Уходим, – бесстрастно велел жрец.
– Куда?!
Тваребожец поднял лицо вверх – и в тот же миг дальняя часть крыши провалилась, погребя под собой бадью. Зашипело, пар смешался с радостно рванувшимся наружу дымом. Высунувшееся за ними пламя заскакало по черепице, треща и плюясь ею, как зевака семечками.
«Пожа-а-ар!» – заорал кто-то на улице. Крик подхватили и живо разнесли во все стороны, разбудив колокол на ближайшей каланче. Тягучему, заунывному звону зааплодировали ставни, подпели женские причитания и плач испуганного шумом младенца.