Эту дверь йер хлестать не стал. Напротив: очень вежливо, одними костяшками, постучался, вслушался – и внезапно отшатнулся влево, вжавшись спиной в перила.
Предусмотрительность окупилась сполна. Сквозь дверь (вернее, прикидывающуюся ею тень) со скрипом цепей пролетело подвешенное на них бревно, размозжив голову одному из бойцов и сметя еще троих. Качнуться обратно Архайн ему не дал – будто играючи шлепнул по мелькнувшему перед лицом торцу, и тяжелая чурка, порвав звенья, с такой силой врезалась в стену и загрохотала по полу, что дом содрогнулся до самой трубы.
Других ловушек при входе не было. По крайней мере, искать их йер предоставил обережи, сделав приглашающий жест, но сам не двинувшись с места.
Что ж, этот враг оказался ей вполне по зубам.
Старика в скромном сером одеянии, с посохом на изготовку стоящего на пороге, бойцы просто затоптали, первым же ударом сбив с ног.
Следующими сложили головы трое вооруженных фьетами мужчин – хорошей, но безнадежно проигрывающей профессионалам выучки. Впрочем, одного обережника они с собой прихватили, еще пятерым оставив метины на всю жизнь.
Больше всего хлопот доставили две девушки, атаковавшие пришельцев с яростью защищающих логово корлиссов. Жрицы сражались в паре, как единое двуглавое, четверорукое, убийственно проворное существо, и отправились к Темному Иггру с разницей в один вздох, в обмен выторговав у обережи пять жизней.
Йер не вмешивался. Прислонился боком к косяку, откровенно любуясь резней. Свечи горели и здесь, тени и силуэты сплетались, перетекали друг в друга в завораживающем танце под пение стали и аккомпанемент смерти.
А затем снова появился «шип». Луч мглы в царстве сумрака, устремленный к главному врагу и словно бы походя прорубающий кровавую просеку в остальных.
Архайн ухмыльнулся и выпрямился. Они никогда не убегали. Даже оставаясь в одиночестве против десятерых. Даже десятерых йеров. Дурацкая вера, дурацкие принципы… дурацкая смерть.
Глаза в глаза. Клинок против плети. Крик ломающейся стали, безмолвное падение тела, собачья свора обережников, кидающаяся на подстреленного охотником зверя… и самым громким звуком в комнате стал доносящийся из колыбели плач.
В иное время сектанты не пожалели бы золота и драгоценностей на ее отделку, но сейчас проклятому отродью пришлось довольствоваться простой деревянной зыбкой, растрескавшейся и обшарпанной. Возле нее застыл высокий нескладный юноша, почти мальчишка – только-только усы проклюнулись. Жреца била крупная дрожь, бисеринки пота на лбу быстро разрастались до капель и стекали по щекам, мешаясь со слезами. Занесенный над кисейным пологом стилет казался еще одной свечой, вопреки природе тянущейся язычком к полу.
– Бросай оружие! – повелительно крикнул командир, фьетой указывая на пол в центре чердака. Мельком подумалось: «А ведь мой средний не намного старше этого дурня. Самый ершистый возраст, такому сектантам голову задурить – раз плюнуть». – И, возможно, Приближенный проявит милость и сохранит тебе жизнь!
Парень всхлипнул, зажмурился и ударил.
Стилет вскользь царапнул боковину, раскачав колыбель. Жрец медленно завалился на спину, почти молитвенно прижав руки к груди, а на деле вцепившись окровавленными пальцами в пенек стальной стрелки.
– Ну хоть какая-то от вас польза, – ворчливо бросил йер, покосившись на опускающего мыслестрел обережника. – Синей бил?
– Да, господин, как вы и...
Архайн, не дослушав, подошел к колыбели. Оценивающе склонил голову к плечу.
– Надо же. Даже не верится, что такое ничтожное существо может доставить столько хлопот…
– Это она? – Командир повернулся к нему, но с места не тронулся, левой рукой сжимая правое предплечье над глубокой раной, в ожидании, пока один из бойцов наскоро ее перевяжет.
Йер, сунув плеть за пояс, бесцеремонно поворошил рукой пеленки. Плач сменился негодующим вяканьем.
– Без сомнений. И сегодня я припас для нее кое-что новенькое…
Архайн нагнулся за стилетом, повертел в руках, хмыкнул и сунул за пояс. Выходит, у сектантов еще кое-что сохранилось от былых богатств… будет чем щегольнуть на ближайшем приеме.
Взамен йер вытащил из сапога черные ножны и, держа их перед глазами, так осторожно потянул за короткую яшмовую рукоять, словно опасался, что клинка за ней нет, а из открывшейся щели ему под ноги посыплются взбешенные скорпионы.
Но золотистое, словно вырезанное из янтаря лезвие было на месте. Хотя, строго говоря, не имело ничего общего ни с «морским медом»[1], ни со сталью. С тем же успехом оно могло принять вид флакона с опалесцирующей жидкостью, шершня в миниатюрной клетке или вообще остаться незримым. Однако дхэрам почему-то показалось забавным придать ему именно эту форму. Важно другое – с момента его освобождения у Взывающего было всего пять ударов сердца, чтобы указать «клинку» цель. Иначе тот выбрал бы ее сам… и вероятнее всего – ближайшую.