– Нэ даташшыш’, – скептически возразил горец и, сощурившись, насмешливо предложил: – Иды храм жалоба, им балшой-балшой радаст’ будэт твоя помач’!
Обережник в этом не сомневался, так же прекрасно понимая, что даже если выдаст горца дхэрам, то переживет его в лучшем случае на день. А поскольку и сам валился с ног от усталости, то временно махнул на горца рукой и, стянув мокрую рубашку, плюхнул зад на кровать. Нашарил под подушкой плоскую медную баклажку, взболтнул и отпил несколько глотков, подолгу задерживая каждый во рту. Жизнь стала чуть приятнее.
Одновременно Джай исподлобья присмотрелся к незваному гостю. Вот уж действительно сорока – сухощавого, птичьего телосложения, раза в полтора легче Джая, но навряд ли слабее. Коса эта… нитки в ней какие-то, лоскутки, словно наспех, чем под руку подвернулось, переплеталась. Когда же это чучело перестает кривляться и корчить из себя грозного горского парня, то выглядит куда моложе – сперва-то обережник решил что ему за тридцать.
– Нравлюс’, да? – кокетливо поинтересовался ЭрТар, дунув на лезущий в нос клок пены.
– Нет, пытаюсь угадать, давно ли ты из пеленок вылез, – огрызнулся Джай, пряча флягу на место.
– У нас в гора нэт пеленка! – гордо заявил охотник. – Настоящий мужчына с рождений козлиный шкура лежи, череп враг погремушка играй!
– Лет тебе сколько, спрашиваю? – снова начал терять терпение обережник.
– Двадцать два, – рассеянно признался ЭрТар, поглощенный поисками утонувшей мочалки.
Обережник презрительно фыркнул – ему в прошлом месяце исполнилось двадцать четыре.
– Как ты меня нашел? – уже спокойнее поинтересовался он.
– Зачэм искат’? Кошка скажи, тот след нюхай!
– А его как мимо хозяйки протащил?
– Он сам по стэна влэз, – расплылся в улыбке горец. – Я тол’ко окно открой и свистни.
Кошак, словно догадавшись, что речь зашла о нем, перестал вылизываться и благосклонно замурлыкал.
– И почему, скажи на милость, ты решил, что я вам обрадуюсь?!
Горец недоуменно сдвинул брови:
– Ну я жэ тэбэ вся ноч’ помогай-спасай!
– Я тебе тоже!
– Вот! – торжественно поднял палец ЭрТар. – Тэпэр мы с тобой дрюг навэк! Мой стрэла – твой стрэла, мой дом – твой дом! Давай ышшо кров’ в знак вернаст’ смешаэм, э?
– Да иди ты со своей верностью! – затравленно взвыл Джай, у которого от сорочьего треска уже голова кругом шла. – Кровь ему… клещ ненасытный, Иггр твою мать! Навязался на мою голову! Чтобы утром духу твоего здесь не было… и кошачьего тем более!
Струхнувший Тишш раздумал метить угол, вспрыгнул на стол и свернулся калачиком, свесив хвост до самого пола.
– Хэй-най, утром мы быстро-быстро уходи, ты дажэ жалей, слезы платок сморкай! – Горец, ничуть не стесняясь обережника, вальяжно вылез из бадьи, одним полотенцем обернул бедра, а вторым начал промокать косу.
Если внезапно вскочить, двинуть ему под дых и сцепленными кулаками добавить по пегой башке… Джай нога об ногу содрал разношенные сапоги и вытянулся поверх одеяла, мысленно смакуя упущенную возможность.
– Эй, – возмутилась несостоявшаяся жертва, – у нас в горах прынят уступать гост’ свой пастэл’, еда и жэншына!
– Ну и катись в свои горы! – огрызнулся парень, отворачиваясь к стене. Полежал, фыркнул и, не удержавшись от соблазна поделиться представившейся ему картинкой, добавил: – Впрочем… женщину можешь забирать!
ЭрТар заразительно расхохотался. Вопреки расхожему мнению, по-настоящему разозлить или обидеть горцев было сложно – если и прирежут сгоряча, то потом искренне оплачут.
– Ладна, я на пол лэч’, – примирительно предложил он. – У тэба запасной кошма ест’?
– Возьми в рундуке, – предпочел откупиться малым Джай. Заикнись горец еще и о подушке, обережник голыми руками оторвал бы ему косу вместе с головой. Но тот, похоже, сообразил, что дальше искушать судьбу не стоит, и заткнулся.
Обережник закрыл глаза, однако от радужных кругов перед ними это не избавило. Иггр с горцем, пусть ночует. Оно даже спокойнее: не надо гадать – а вдруг дхэры уже изловили «сороку» и ощипывают по перышку, расспрашивая о «соучастнике»? Конечно, откровенничать перед ним не стоит, но мстить еще глупее. Оба хороши: никто Джая силком в святилище не тянул, стрелять не заставлял… а утром…
Парень споткнулся и ухнул в черный колодец сна, предоставив будущему полную свободу действий.
Глава 7
Спи, дитя мое родное,