... 
70 
— Но наилучшие намерения могут оказаться гибельными.
Он встал на лесенку, прислоненную к дереву, чтобы безжалостно собрать ягоды.
— Это растение, как вы знаете, паразит, оно живет за счет дерева. Если позволить, оно вытянет из него всю жизнь и таким образом само погибнет. Очень глупое растение.
— Назовите мне умное.
Маркиз с удивлением посмотрел на нее и рассмеялся.
— Вы никогда не оставите без внимания ни одной моей глупости, не так ли, Дженива?
Ей хотелось отделаться шуткой, однако она сказала:
— Возможно, но это не главная моя цель.
Срезав последнюю ветку омелы, маркиз спустился на землю.
— Даю пенни за ваши мысли.
— Гинею. Нет, десять.
— Согласен.
Она взглянула на него, затем оглядела окутанный сумеречным туманом сад, где ясно слышались голоса и смех, но где все, кроме стоявшего рядом Эша, казались ей призраками.
— Я чувствую себя так, будто стою на грани чего-то запретного и едва не падаю. Я даже не знаю, что там дальше, за этой гранью. — Она скорчила гримасу. — Хотя… эти размышления не стоят и пенни.
Его взгляд сделался серьезным.
— Я понимаю, что вы подразумеваете под гранью. Иногда у меня тоже возникает ощущение, будто я живу на лезвии кинжала.
Она вздрогнула.
— Нет, у меня не так. Для меня опасность находится за этой гранью. Часто все застилает туман, и непонятно, с какой стороны благополучие, а с какой опасность.
— Но всегда ли нам хочется благополучия?
— Ах вот что… — Она вздохнула, наконец поняв причину своего смятения. — Нет, не всегда. Кажется ненормальным не желать благополучия, но именно на этой грани все и происходит. Это место, где все меняется — и решение, и поступок, и созидание. Это рождение и смерть. Впрочем, разве не каждый из нас живет на грани?
— Вероятно, мудрые люди стараются избегать этого.
— Значит, я не такая умная, — прошептала она.
— Как и я. Вот только не думаю, что это надо воспринимать столь трагически, человек может находиться на грани, даже живя в комнате и изучая звезды, как Галилей.
Дженива повернулась к нему, удивленная этим разговором и особенно тем, что маркиз понял ее тревожные мысли, непонятные ей самой.
— Да, может. В какую-то минуту меня испугало, что мне снова придется путешествовать или умереть.
— Одной комнаты и идеи будет вполне достаточно для спокойной жизни. Слава Богу, наконец-то все уходят, — сказал он и, взяв корзину, повел ее в другой конец сада.
— Для вас? — спросила она.
— Я вынужден идти по лезвию ножа через множество комнат — такова моя участь. Должен признаться, что часто я получаю удовольствие от опасности.
— Я тоже. Я получала удовольствие от своего образа жизни, несмотря на лишения, войны, и моя теперешняя жизнь кажется мне скучной.
— В самом деле? — недоверчиво спросил маркиз, и она рассмеялась.
— Признаюсь, к последним нескольким дням это не относится.
— Вот и прекрасно. Кроме всего прочего, я не хотел бы показаться вам скучным.
— Мне надо найти этот край, — задумчиво сказала Дженива не столько ему, сколько себе, — чтобы делать что-то полезное и видеть ощутимые результаты.
— Изумительная логика. — Сейчас в этих словах не было язвительности.
— А вы?
— Дженива, милая, я прихотливое и изворотливое существо, совершенно неспособное приносить пользу.
— Розмарин! — воскликнул кто-то в темноте. Затрещала ветка.
— А, розмарин. — Маркиз ускорил шаги. — Посвящен Венере и славится тем, что приумножает мужскую силу, — этим и полезен.
Он не стал продолжать разговор, и Дженива этому даже обрадовалась, у нее и так будет над чем поразмышлять на досуге.
— Рождество теряет большую часть своей святости, если смотреть на него вашими глазами, — заметила она.
— Так оно и есть. Рождение Христа произошло в разгар римских сатурналий, во время нечестивых празднеств и пиров. Добавьте северные святки, праздник света, и скажите, что мы умеем делать, кроме как буйствовать? Родгар, должно быть, помешался на этих играх.
— Он не ожидал вашего визита…
— Это верно. Вы полагаете, я должен заключить мир? Дженива не сразу поняла его и попыталась разглядеть в обманчивом свете сумерек выражение его лица. Наконец она произнесла:
— Да.
— Не зная причин и подробностей этой войны?
— Мир всегда лучше войны.
— Наивное суждение.
Неожиданно гнев охватил ее, и она остановилась.
— Что знаете о войне вы, прихотливое и изворотливое существо? Прежде чем так небрежно рассуждать, попробовали бы вы помочь при ампутации или собрать по кускам тело человека, когда он кричит от боли и зовет свою мать!
70 
