Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
31 
– Мы всегда ждем плаценту, – ответила Рабия.
– Делай, как я тебе говорю, пожалуйста.
В ее взгляде мелькнуло сомнение, но она подчинилась. Рабия взяла со столика кусок белого шпагата, перевязала им пуповину в нескольких сантиметрах от пупка младенца. «Поближе было бы лучше, – подумала Джейн, – но это не столь важно».
Рабия вынула из обертки бритвенное лезвие.
– Во имя Аллаха, – проговорила Рабия и перерезала пуповину.
– Дай ее мне, – сказала Джейн.
Рабия передала девочку матери, приговаривая:
– Только не давай грудь.
Джейн знала, что здесь Рабия заблуждалась.
– Это на пользу последу, – заметила она. Рабия повела плечами.
Джейн прижала лицо ребенка к своей груди. Ее соски были увеличены и оказались чувствительными к раздражению, словно их целовал Жан-Пьер. Когда сосок ее груди коснулся щеки младенца, он автоматически повернул голову и раскрыл свой маленький ротик. Как только сосок исчез между губами, младенец начал сосать грудь. К удивлению Джейн, это вызвало в ней какое-то сексуальное ощущение. На какой-то миг она даже оторопела, но потом подумала: «Да что это со мной?»
Джейн ощущала какие-то движения в нижней части живота. Она подчинилась рекомендации еще раз поднатужиться, после чего почувствовала, как вышла плацента – нечто такое скользкое, как бы малые роды. Рабия тщательно завернула послед в тряпку.
Младенец перестал сосать и, казалось, уснул.
Захара поднесла Джейн стакан воды. Она выпила его залпом. Вода показалась ей очень вкусной. Она попросила еще.
Джейн чувствовала себя измученной, истерзанной, но бесконечно счастливой. Она разглядывала маленькую девочку, мирно спавшую у нее на груди. И тут ее саму потянуло ко сну.
Рабия сказала:
– Надо бы спеленать ребенка.
Джейн подняла девочку – она оказалась легкой как куколка – и передала ее в руки старой женщине.
– Шанталь, – произнесла Джейн, когда Рабия приняла из ее рук малютку. – Ее имя будет Шанталь. – После этих слов Джейн закрыла глаза.
Глава 5
Эллис Тейлор рейсом «Истерн Эйрлайнз» вылетел из Вашингтона в Нью-Йорк. В аэропорту Ла Гардиа он взял такси и поехал в отель «Плаза», в Нью-Йорк-Сити. Таксист высадил его у входа в отель на Пятой авеню. Эллис вошел в отель. В холле он свернул влево и направился к лифтам со стороны 58-й улицы. Вместе с ним оказались мужчина в элегантном костюме и женщина с сумкой для покупок от Сакса. Мужчина вышел на седьмом этаже. Эллис на восьмом. Женщина поехала выше. Эллис один прошел по напоминавшему пещеру гостиничному коридору до самых лифтов со стороны 59-й улицы. Потом, спустившись на первый этаж, покинул отель через выход на 59-ю улицу.
Убедившись, что за ним никто не следит, Эллис взял такси на южной стороне Центрального парка и поехал на Пенн-стейшн, откуда направился на поезде до Дугластона в Квинсе…
Пока Эллис Тейлер ехал в поезде, ему вспомнились строчки из «Колыбельной» Одена:
- Время и страсти сжигают
- Красоту задумчивых детей.
- Лишь могильный камень сохраняет
- Мимолетность промелькнувших дней.[1]
Прошел уже год с тех пор, как в Париже он жил в роли подававшего надежды американского поэта, но он так и не потерял вкуса к поэзии.
Эллис продолжал следить, как бы не было «хвоста», ибо об этой встрече ни в коем случае не должны были узнать его враги. Он сошел с поезда во Флашинге и стал ждать на платформе следующий поезд. Других ожидающих поезд не было. Из-за всех этих мер предосторожности он прибыл в Дугластон в пять часов. От станции примерно полчаса он довольно резво шел пешком, размышляя о том, как отнестись к обсуждаемым вопросам, какие при этом выбрать слова, какие могут последовать различные реакции.
Он добрался до пригородной улицы с видом на Лонг-Айленд Саунд и остановился перед небольшим ухоженным домом в псевдотюдоровском стиле и витражом в одной из стен. У подъезда стоял небольшой японский автомобиль. Когда он приблизился ко входу, дверь ему открыла белокурая девочка тринадцати лет.
– Хэлло, Петал, – сказал Эллис.
– Привет, папочка, – ответила она.
Он наклонился, чтобы поцеловать ее, причем в нем, как обычно, чувство гордости сочеталось с комплексом вины.
Он измерил ее взглядом с головы до пят. Под тенниской, с изображением Майкла Джексона, она уже носила бюстгальтер. И это совсем недавно. «А ведь из нее уже формируется женщина, – подумал Эллис. – Просто удивительно».
31 
