очень нудно 
9 
К черту! Всех к черту! Забыться, раствориться в темноте, излить свою боль, свою горечь… Кому? И зачем? Все! Все кончено…
Военно-полевой суд. Отупляющее безразличие, каменные скулы, невидящий взгляд. «…И лишил жизни барона фон Типпельскирха посредством двух выстрелов из огнестрельного оружия, сиречь пистолета системы «браунинг». Скрипучий въедливый голос судьи с трудом пробился сквозь глухие стены подсознания, и стон вырывается из груди помимо его воли: «Ах, Александра! Что же ты натворила?! Я не сожалею ни о чем, я убил бы его снова. Он ласкал твои волосы, целовал твои губы, твои глаза… Твои глаза! Как ты могла?! Я не проклинаю тебя, у меня нет ненависти к тебе, но моя любовь угасла, осыпалась пеплом на сердце. А огонь в груди горит. Адский огонь! Он горит, выжигая незаживающие раны…»
Молитвами и помощью святого старца Григория Распутина смертную казнь заменили каторгой – императрица лично соизволила поинтересоваться судьбой боевого офицера. Имение матери, вопреки настоятельным просьбам сына обивавшей пороги приемных великого князя, сенаторов и кельи Распутина, пополнило реестр приобретений бывшего конокрада Гришки.
«Посторонись! Ходу наддай!» Клак, клак, клак… Вереница кандальников, угрюмых, обросших, выползает на Сибирский тракт с очередной ночлежки – полуразваленного барака на семи ветрах – и исчезает в густом тумане. Его пристроили на одну из повозок. В дороге открылась не до конца зажившая рана, и вахмистр, начальник конвоя, снизошел к страданиям неразговорчивого «полублагородия», как окрестили опального графа конвоиры…
По весне, вместе с тремя товарищами, он бежал из подземного рудника – перспективе сгнить заживо в душных и смрадных норах предпочел смерть на воле.
По совету более опытного политкаторжанина Василия Петухова они бежали по звериным тропам, в глухомань, к далекому и страшному своей неизвестностью Северо-Восточному морю. Оттуда беглецы хотели перебраться в Америку, а затем вернуться в Россию. Там назревали события, в которых его товарищи по побегу мечтали непременно принять участие. И только ему было безразлично, куда бежать, – кто его ждал в России? Лишь бы подальше от отупляющего животного существования.
Дошли он и Василий, коренной уралец. Два их товарища не выдержали тягот пути: один, больной туберкулезом, чтобы не быть обузой остальным, ушел ночью с привала в лесную чащобу, где его и разыскали после двухдневных поисков, холодного и недвижимого; второго подвело сердце. Василий нанялся матросом на американскую торговую шхуну фирмы «Свенсон и Кo». А он остался на Колыме – пусть окраина, но все же земли русской…
К утру, как это иногда бывает в колымской тайге даже среди лета, пошел снег, теплый и пушистый.
Глава 4
– Поручик, послушайте… – Кукольников теребил за плечо Деревянова.
– Ну, что там еще? – сонным голосом спросил Деревянов Он проснулся и тяжело заворочался на оленьих шкурах, сваленных в углу избушки.
– Дурные вести, – коротко ответил ротмистр.
– А когда были хорошие? Деревянов наконец выкарабкался из-под мехового одеяла и зашарил вокруг себя в поисках торбасов.
– Христоня! – позвал он вестового. – Христоня, мать твою, ты где!?
– Туточки я… Христоня не вошел, а ввалился в избушку.
От него разило, как из пивной бочки. Придерживаясь за дверной косяк, он хмуро уставился на поручика.
– Надобно чаво? – спросил вестовой и неожиданно икнул.
– Торбаса подай.
– Да они ж, енто, перед вами.
Казак снова икнул, но уже в ладонь.
– Ладно, иди… – закряхтел Деревянов, пытаясь надеть распаренную в тепле обувку. – Нет, постой! Неси водку!
– Нетути, – с сожалением ответил Христоня. – Ишшо третьего дня, енто, в расход пустили.
– Поищи! – рявкнул Деревянов. Он вышел из избушки и долго тер лицо сухим морозным снегом.
– Ты еще здесь?! – вызверился Деревянов на Христоню. Вестовой, словно утопающий за соломинку, держался обеими руками за дверь.
– Ей богу, нету, вашскородие, – перекрестил живот Христоня. – Спирт.
– А, черт с тобой, тащи спирт!
– Господин поручик, – официально напомнил о своем присутствии ротмистр Кукольников. – Сегодня, думаю, нужно воздержаться от спиртного. Причина довольно веская.
– Там, – ткнул пальцем Деревянов в заплеванный пол, – не дадут, ротмистр. И на все дурные вести, с вашего позволения, мне чихать. Что там у вас?
9 
