читайте - не пожалеете 
84 
Черный забрызганный грязью «майбах» медленно катил к трибуне. Начальник лагеря, капитан I-го ранга Гилек, перепуганный внезапным визитом, выбросил руку в нацистском приветствии.
Из машины вышли трое: высокий гестаповец в очках, сухопарый мужчина в штатском с болезненной морщинистой кожей лица, напоминающей старый потертый пергамент, и юркий толстяк, одетый в какую-то неизвестную воинскую униформу. Сопровождаемые Гилеком, они прошли под тент, натянутый для них в центре плаца, и долго беседовали, просматривая бумаги, которые дал им начальник лагеря.
Наконец сухопарый в штатском с брезгливой миной небрежно махнул рукой и, накинув на плечи плащ-палатку, предложенную Гилеком, неторопливо зашагал вдоль шеренги военнопленных, присматриваясь к лицам. Толстяк семенил рядом, держа в руках папку.
– Начинай, – коротко бросил ему сухопарый.
– Кого буду называть – выйти из строя! Номер-р!.. С раскатистым «р» толстяк принялся зачитывать список, вынутый из папки.
Когда он закончил, около сотни пленных, и среди них Алексей, сгрудились неподалеку от тента.
– Постр-роиться! – скомандовал толстяк. И эсэсовцы принялись подгонять прикладами замешкавшихся.
Алексей посмотрел на сурово застывший строй товарищей по несчастью и, заметив сочувствие во взглядах некоторых, вздохнул с горечью: похоже, конец пришел раньше, чем он думал. Скольких они вот так мысленно провожали к воротам крематория, закопченные трубы которого дымили в полукилометре от лагеря. Но почему их отбирают с такой помпой? Раньше этим занимались надзиратели и охрана, а теперь – эти трое…
Долго раздумывать не пришлось. Последовала команда, и отобранные заключенные, понукаемые окриками эсэсовцев и собачьим гвалтом, зашагали к выходу из лагеря.
Спустя месяц Алексея вызвали к начальнику спецзоны, примыкавшей к крематорию. Их не расстреляли и не бросили в огнедышащее нутро сводчатой печи. Наоборот, помыли в бане, переодели в добротную чехословацкую униформу и досыта накормили.
«С чего бы?» – часто думал Алексей, наблюдая за товарищами, повеселевшими и обнадеженными неожиданным поворотом судьбы. На работу в каменоломню их теперь не гоняли, кормили сносно, а по меркам концлагеря просто отлично. Они занимались в основном починкой одежды, – ее было вдоволь на складах спецзоны, – да разнашиванием новых сапог для солдат вермахта. Изредка, поочередно, их посылали помогать специальной команде из военнопленных, обслуживающей крематорий. Заключенные приходили оттуда задумчивые, неразговорчивые, хмурые больше обычного. Свои мысли таили друг от друга тщательно, слова роняли скупо, нехотя, с опаской.
Вскоре их начали по одному вызывать в кабинет начальника спецзоны. Некоторые уже не возвращались на свои места в бараке. А другие – их было больше – начинали и вовсе сторониться товарищей, виновато отводя взгляды. Один из таких (его нары были рядом с нарами Алексея), подолгу не мог уснуть, ворочался, вздыхал, а как-то он услышал даже плач – безысходный, мужской, похожий на стон. И вот теперь пришел черед Алексея…
В кабинете было двое: толстяк и штатский, отбиравший военнопленных. Толстяк сидел за столом, копаясь в бумагах, а сухопарый стоял, глядя в окно.
– Дни большевистской России сочтены…
Толстяк говорил мягко, доверительно, тщательно подыскивая нужные слова.
– Комиссары издали приказ, где сказано, что все без исключения сдавшиеся в плен – изменники Родины. А значит, вас в любой момент ждет расстрел. Поэтому, пока у вас есть право выбора, решайте – или вы заживо сгниете в концлагере, или…
Заметив, как Алексей с презрительной улыбкой отрицательно качнул головой, он поторопился закончить:
– Или поможете германскому командованию навести порядок в освобожденной от большевиков местности. Этим вы облегчите участь ваших сограждан. Вермахт не в состоянии пресечь мародерство, грабежи и насилие, процветающие благодаря бандитствующим элементам из местного населения, подстрекаемыми большевистскими агентами. Вы просто будете служить в милицейских формированиях российской освободительной армии – РОА. Ну, как?
– Нет, – просто и твердо ответил Алесей. Он почувствовал, как внутри все сжалось: это был приговор самому себе.
– Послушайте, милейший… К Алексею повернулся сухопарый вербовщик. Похоже, в вербовке он исполнял роль орудия главного калибра.
84 
