Последние отзывы

  169  

Наконец Загремская покачала головой:

— Что-то совсем наш Сашка сбился с катушек. Этакою бомбою вылететь… Ведь окажись кто на дороге, с ног бы перевернул! Видывала я поэтическую рассеянность, но такого… Как, бишь, это у англичан называется, Петька?

— Эскцентричность, — охотно подсказал Грановский, все еще растерянно смотревший вслед убежавшему приятелю.

— Вот-вот, она самая… А по-русски это будет проще и без прикрас: дурь. Дурит Сашка в последнее время вовсе уж ошеломляюще, куда там англичанину с его… ну, как ее там…

— Следствие несомненной житейской несерьезности, — елейным голоском ввернул некий статский советник, Пушкина откровенно не любивший. — Перед молодым человеком открывалась блестящая карьера — после Лицея был приписан к Министерству иностранных дел, великолепный почин… Нет, предпочел вертопрашничать и забавляться рифмами… Необходимо строгое вразумление или по крайней мере женитьба на особе, способной решительно…

— Вы мне, сударь, Сашку не полощите тут, — неожиданно резко сказала Загремская. — Видывала я, как из вертопрахов почище в генералы выходили. При всей своей поэтической дури молодец тем не менее дельный… Мало ли что у человека могло случиться? Мало ли о чем пришлось нежданно вспомнить? — И, обернувшись, к застывшему лакею, царственным тоном произнесла: — Что стоишь, болван? Убери с пола, живо. Александр Сергеич вспомнил о срочном деле, из-за чего был вынужден покинуть общество, так что не торчи ты мне тут с таким видом, будто у бога теля съел…

…Спрыгнув с извозчика и велев дожидаться, Пушкин, конечно, уже не влетел в дом Башуцкого — но поднялся по ступенькам достаточно быстро для обычного визитера, заявившегося из чистой любезности. Лакей растерянно пролепетал:

— Барин в кабинете и принимать не велели…

Он и сообразить ничего не успел, как оказался неведомой силой отброшен в угол. Хорошо знавший расположение комнат, Пушкин и без него моментально нашел дорогу.

Ничуть не походило, что Башуцкий занят серьезной работой — он попросту сидел за столом и с мечтательной улыбкой перекладывал какие-то листы так, словно никак не мог решить, как им предстоит лечь окончательно. Подняв голову на шум распахнувшейся двери, он особого раздражения не выразил:

— Александр Сергеич… Какими судьбами? Я, кажется, велел не впускать… А впрочем… — он пожал плечами, улыбаясь еще мечтательнее и шире, поднял над столом правую руку с бриллиантовым перстнем, — а впрочем, есть повод оторваться от работы… Знаете ли, все это так неожиданно… Государь соизволил отметить мои скромные заслуги касаемо поездки в Италию, статуи ему пришлись по душе… А не приказать ли шампанского?

— Матвей Степанович, — сказал Пушкин как только мог терпеливее. — Сложилось так, что я к вам по делу… Касающемуся именно этих статуй. Не расскажете ли подробнее, каковы они и где размещены? Ведь они уже размещены, я полагаю?

— Да, разумеется, буквально только что… Но я плохо понимаю, признаться… Какие тут могут быть дела?

— Это пари, — в приступе озарения сказал Пушкин. — Речь идет о моем добром знакомом, я не могу называть имен сейчас… Но поверьте, в случае проигрыша последствия могут быть самыми плачевными…

— Да полно, полно, успокойтесь! — добряк Башуцкий замахал руками. — Можно подумать, я не был молодым… Все я понимаю: эти ваши затеи, пари на английский манер… Что, высоки ставки?

— Речь может даже идти о человеческой жизни, — сказал Пушкин.

— Ну, коли так… в чем там дело, что стряслось?

— Я вижу, у вас рисунки… — сказал Пушкин, указывая на стол. — Это они и есть, те статуи, я полагаю? А где они размещены? Вам известно?

— Помилуйте, как это может быть неизвестно? — сказал Башуцкий горделиво и даже приосанился. — Я, некоторым образом, причастен… Со мной советовались, разумеется…

— И что же?

— Извольте. — Он потащил из-под бумаг длинный рулон веленевой бумаги, привычно развернул. — «Дриада» — вот она, на рисунке — у грота в Екатерининском парке. «Сатир», как ему и подобает — на дорожке за Арсеналом, в чащобе, так сказать, хе-хе… «Крестьянки», как им опять-таки более всего приличествует — у Эрмитажной кухни. «Грация с…»

— Подождите, — сказал Пушкин, довольно бесцеремонно вытягивая из стопы один рисунок (Башуцкий страдальчески и удивленно поднял брови, но смолчал). — Вот это кто?

  169