Последние отзывы

  12  

— Уж это точно, — с воодушевлением признался барон. — Когда мне рассказали кое о чем, я ни минуты не колебался. Я себе сказал: «Ба, Алоизиус, где ты еще в условиях гнуснейшего мирного времени найдешь столь отличную возможность рисковать своей шкурой?!» Вы не представляете, дружище Александр, как скучна, свинцово, непроходимо скучна жизнь гусара в мирное время! Господин Ланн, маршал великого Наполеона, любил говаривать: «Гусар, который дожил до тридцати, не гусар, а дрянь». В точку! Сам он, правда, жизнь окончил в сорок, но он ведь, во-первых, был не гусаром, а маршалом, а во-вторых, все же погиб на поле боя, посреди грохота пушек, сверкания сабель и бешеной гонки кавалерии… Вот я и подумал: гром и молния, мне-то до тридцати остается несчастных шесть лет, которые просвистят быстрехонько, и что потом? А войны, как назло, не предвидится. Наше поколение, прах его раздери, опоздало к наполеоновским кампаниям — такая жалость. Порой мне даже приходило в голову… О, вот и граф!

В самом деле, к ним быстрой, решительной походкой приближался граф Тарловски, с невозмутимым и беспечным видом праздного гуляки.

— Прошу прощения, господа, — сказал он без тени удрученности. — Все отняло гораздо больше времени, чем ожидалось. Но кое-какие результаты есть… Никаких следов господина Ключарева отыскать пока что не удалось. Человек с таким именем в списке пассажиров дрезденских почтовых карет никогда не значился. Это, конечно, ни о чем еще не говорит. Поскольку его все же видели в дрезденской карете, он, скорее всего, воспользовался фальшивым паспортом или подорожной на чужое имя. Если так, то полиция потратит уйму времени, отыскивая его по приметам, и успех вовсе не гарантирован, есть ведь немало способов изменения внешности… Не унывайте, господа, что же вы опустили носы? — Граф улыбнулся с видом заговорщика. — Синьора кукольника здешние сыщики все же отыскали без особого труда. Он как раз прибыл под собственным именем: господин Джакопо Руджиери, подданный великого герцогства Тосканского, кукольных дел мастер и владелец театра марионеток, последние два года гастролировал в Санкт-Петербурге, откуда недавно легальным образом выехал, следуя через Пруссию… Вот уже несколько дней снимает квартиру в районе, именуемом Мала Страна. — Он указал тростью на те самые черепичные крыши. — Домохозяин о нем ничего плохого сказать не может: постоялец тихий, благопристойный, заплатил вперед… Между прочим, он явно не собирается здесь зарабатывать на жизнь привычным ремеслом: всех кукол, декорации, помощников, жену он отправил в Тоскану, ну еще из Петербурга… А сам отчего-то изволит путешествовать в одиночку, неведомо для чего…

— Так чего же мы стоим? — воскликнул барон, нетерпеливо притопывая на месте. — Хватаем прохвоста за шиворот, волочем…

— Куда? — спросил граф.

Барон немного увял:

— Простите, увлекся. Некуда его волочь, обормота. Даже у нас в Пруссии пришлось бы действовать по-тихому, объяснить же нельзя, да и мало кто поверит… Но нужно же что-то делать? Вы же сами говорили про разведку боем…

— Мы нанесем ему визит, — кивнул граф. — Но убедительно прошу… особенно вас, барон, — давайте сохранять сугубую деликатность и потаенность, как будто речь идет о чести какой-нибудь юной наследницы знатного семейства, сбежавшей с камердинером. Местная полиция всецело в моем распоряжении, но мы не вправе привлекать к себе внимание какими бы то ни было шумными выходками. Никто здесь не знает, чем мы занимаемся… В конце-то концов, о нас с вами не знают даже наши монархи… или в ваших державах, господа, обстоит иначе?

— Наш император ни о чем не подозревает.

— И наш король тоже, — добавил барон.

— И это, по моему разумению, совершенно правильно, господа, — сказал граф. — Задача тайной полиции в том и состоит, чтобы ограждать монарха от всевозможных неприятных событий… и известий. А что может быть неприятнее для монарха, нежели известие о том, что в его державе существует, выразимся так, нечто, с которым его величество не в состоянии ничего поделать? Оборотень, скажем… или статуи, способные убивать?

— Тут есть оборотная сторона, как у всякой медали, — сказал Пушкин, нахмурясь. — Мы никому не можем ничего объяснить, не имеем права ничего рассказать…

— Ну разумеется, — сказал граф с мимолетной грустной улыбкой. — Нас словно бы вообще не существует, господа. Нас нет. Мы — не более чем тени. Но всякий прекрасно знал, на что идет… Пойдемте? Вы совершенно правы, барон, касаемо того, что именуется разведкой боем. Упускать этого субъекта нельзя… Но, умоляю вас, не забывайте, что он в любой момент может кликнуть полицию и обвинить нас черт-те в чем, а нам придется оправдываться…

  12