Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
82 
Сварог подпер ладонями лоб, уставясь в стол. Об этом никто не мог знать, но в его душе наличествовало мучительное раздвоение. Как человек, воспитанный советской школой, пионерией, комсомолом, замполитами и лекторами, он с детства привык относиться к крестьянским восстаниям как к чему-то святому, достойному исключительно трепетного уважения. Восставшие крестьяне, где бы ни происходило дело, всегда были прогрессивными героями, борцами с отжившими и реакционными. Соответственно, те, кто их восстания подавлял, даже полководец Суворов, считались обреченными историей тиранами.
Он уже принял решения, но невероятно трудно было переломить что-то в себе, вырвать безвозвратно кусок собственной жизни, школьного детства, прошлые жизненные ценности, преподанные временем, страной, учителями и пионервожатыми…
Ему было больно, но он не колебался. Потому что на другой чаше весов был Ильвир с его верфями, и Шалх с его ярмаркой, и десятки маленьких городков, пока что не захлестнутых утративших все человеческое ордой. И девочки-подростки, замученные толпой. И дети, утопленные, убитые дубинами, брошенные в огонь только за то, что они были дворянскими детьми. И мирные обыватели выгоревших дотла городков, так и не понявшие, за что их растерзали…
Он поднял голову и сказал твердо:
– Примите байзу, генерал. Обойдемся без бумагомарания – есть благородные свидетели… Я вам передаю все полномочия на тех землях и повелеваю покончить с мятежом так быстро, насколько это возможно. Отныне вы ничем не стеснены, такова моя воля. Брейсингем! Направьте туда речную флотилию и три эскадрильи самолетов, я сейчас напишу приказ. Мятежников прижать к Ителу и уничтожить. Интагар, главарей по возможности взять живыми – пригодятся…
Когда все вышли и он остался один, Сварог непроизвольным, яростным жестом смел со стола столько бумаг, сколько захватила рука. И долго сидел сгорбившись, совершенно неподвижно. Перед глазами у него вставали то странички из учебников, то голова Бартама, насаженная на изгородь… Бедняга, он откровенно радовался, что едет именно в те места – у жены было что-то с легкими, а воздух в провинции Партук всегда считался лекарями полезным для астматиков.
Вот смеху будет, если здесь через сколько-то сотен лет будут строить социализм, подумал Сварог, криво улыбаясь. Хорошенькие вещи понапишут обо мне в учебниках. Реакционный тиран Сварог Первый в тщетных попытках остановить неизбежный крах феодальной системы велел своим опричникам…
– Ну, это мы еще посмотрим, – произнес он тихо в пустоте кабинета, выдержанного в синих тонах. – И насчет краха, и насчет неизбежности… Я вам покажу неизбежность…
Он еще долго сидел, не зажигая лампу, пока в кабинете не стало почти темно. Значит, на той стороне – все еще белый день. Время там идет по-своему, когда здесь ночь, там день, и наоборот. Пойти бы на балкон, полюбоваться издали чужой беззаботной жизнью, но времени снова нет…
Когда пробили в углу высокие часы, он вздохнул и поднялся из-за стола. Прихватил Доран-ан-Тег, пошел к выходу, бесшумно ступая в мягких сапогах из тисненой ратагайской кожи.
Главный коридор – слева почти сплошь окна во всю высоту стен – был залит бледно-золотистым лунным светом, его широкие полосы перемежались редкими полосками чернильной темноты. Слева, под высоким апельсиновым деревом в массивной кадке, что-то ворохнулось, оттуда в полосу света вышел здоровенный черный баран с рогами в три витка, остановился, глядя куда-то в сторону, с таким видом, словно согласно неизвестной здесь пословице высматривал, нет ли поблизости новешеньких ворот.
Сварог, не сбиваясь с шага, громко стукнул древком топора в мраморную плиту пола, и баран мгновенно исчез, словно повернули некий выключатель, а Сварог преспокойно пошел дальше, не отвлекаясь на привычные детали интерьера. Наступало примечательное времечко – последняя неделя месяца Фиона, полнолуние, то бишь полносемелие и все дворцовые призраки, как обычно в это время года, являлись наперебой. Все они были давно известны, иные не одну сотню лет, все наперечет, и, допускайся во дворец туристы, давным-давно эти наваждения были бы занесены в путеводители.
В этом здании, кроме безобидного барана, обитали еще под главной лестницей, в каморке – два мерзавца былых времен, барон Витер и капитан Гадарат, лет сто пятьдесят назад за приличную сумму в золоте предавшие своего полководца неприятелю. Полководец погиб, попав в засаду, обоих предателей очень быстро вычислили и отрубили им головы – и они до сих пор считали-пересчитывали грязные денежки в той каморке, где провели последний час перед казнью: рожи синие, глаза горят, как уголья, из-под лестницы доносится неумолчный звяк золота. За полторы сотни лет против них эмпирическим методом подобрали надежное средство: достаточно было взять лучину из железной корзинки на стене, поджечь от висевшего тут же факела и бросить в каморку. Свистнет порыв ледяного ветра – вмиг исчезнут и призрачные подонки, и призрачное золото…
82 
