Последние отзывы

  25  

– Это мой остров, – ликующе прошептал Самусь. – МОЙ!

Звериная тропа причудливо петляла между толстенными стволами деревьев и куда-то вела. Но Самусь почему-то был уверен, что в конце ее находится какой-то водоем – ручей или озеро.

Только сейчас он почувствовал, что его одолевает жажда, а потому Самусь торопился как можно скорее напиться воды и немного отдохнуть. И не по той причине, что устал, а просто чтобы насладиться уединенным уголком СВОЕГО острова, который – он в этом совершенно не сомневался – был первозданно красив и уютен.

Самусь уже был неподалеку от водоема (ему даже показалось, что он чует запах пресной воды), когда позади раздался какой-то шум – будто по звериной тропе шел, как минимум, взвод солдат.

Бомж колебался недолго. Встреча с местными обитателями пока не входила в его планы, и Самусь, прорубив себе проход в сплошной стене зелени, благоразумно сошел с тропы и забрался на дерево, что оказалось занятием отнюдь не из легких.

Тяжело дыша, он устроился в развилке примерно в трех метрах над землей и сокрушенно подумал, что уже далеко не молод и чрезмерные усилия могут плохо отразиться на его здоровье.

Странно – Самусь впервые за долгие годы обеспокоился своим здоровьем. Он даже не вспоминал о нем, когда едва не замерз после того, как поздней осенью его избили менты уж неизвестно за какую провинность и выбросили на пустырь. Тогда он прот лежал без памяти полночи – и ничего: даже насморк не приключился.

Правда, потом долго болели ребра и сломанная челюсть, но в его собачьей бездомной жизни обращать на такие мелочи внимание – себе дороже.

А однажды, съев выброшенный в мусорный бак кусок торта, он отравился и три или четыре дня валялся как дохлый скунс, не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой. Рвота так опустошила его желудок, что живот к спине прилип. Хорошо, что его нашел приятель – такой же бродяга, как и он сам.

Он когда-то был санитаром в какой-то затрапезной больничке, а может, морге – не суть важно. Главное заключалось в том, что приятель выразил горячее сочувствие коллеге, благо был еще трезв и мог узнавать, кто перед ним, и принял живейшее участие в излечении Самуся от напасти.

За неимением под рукой лучшего средства горе-врачеватель, забулдыга и алкоголик, скормил Самусю целую коробку от воинского противогаза, которая была на треть заполнена активированным углем. После этой процедуры больной стал похож на кочегара, отстоявшего подряд две вахты, а бывший санитар, сэкономивший деньги Самуся, выданные ему на лекарство, напился до чертиков.

Несмотря на то что противогаз был списан и выброшен за ненадобностью на помойку, где его и подобрал «народный целитель», уголь все-таки оказал нужное действие. Уже к концу недели оголодалый Самусь бодро вышагивал по местам своей «охоты», добывая себе съестное. Но больше к тортам и пирожным, как бы аппетитно они ни выглядели, бомж даже не прикасался…

Топот и треск сухих веток приближался, и вскоре Самусь увидел стадо диких свиней – эдак голов двадцать, если считать и полосатых малышей.

Дорогу прокладывал здоровенный вожак с угольно-черной щетиной. Он пер как бульдозер, но его маленькие глазки были насторожены, а пятачок постоянно шевелился, пытаясь выискать среди изобилия запахов тревожный, предостерегающий об опасности.

Замыкали походный порядок стада две самки: старая, которая к тому же еще и хромала, и молодая, полная сил особь серого окраса с пикантным желтовато-белым кольцом вокруг рыла. Юная свинья от переизбытка чувств тихонько похрюкивала и пыталась ускорить ход, но ее мамаша (или бабушка) сурово осаживала молодку, делая вид, что хочет ее укусить.

«Сколько мяса! – обрадовался Самусь. – Эх, заживу!» – думал он, глотая голодную слюну от предвкушения будущего изобилия.

Он совершенно не сомневался, что сможет каким-то образом поймать или убить хотя бы поросенка. А если учесть, что на острове есть еще и куры, и попугаи, да и рыба в бухте водится, то сытая безбедная жизнь обеспечена ему на долгие времена.

Интересно, но Самусь примерял островную жизнь только на себя. Он считал «новых робинзонов» явлением на острове временным и малоприятным, к которому нужно, прогнувшись по старой привычке, приспособиться, чтобы потом напрочь забыть.

Самусь, немного подождав, пока стадо не удалится на безопасное расстояние (он был наслышан о злобном нраве кабанов, а потому не хотел понапрасну рисковать), слез с насеста и, стараясь не шуметь, продолжил свой путь.

  25