Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
49 
Перехватив ее взгляд, граф улыбнулся открыто и весело:
– Что же вы, прелестница, не торопитесь забросать меня уничижительными эпитетами? Язычок замерз? Ну да, и меж стройными ножками холодит… Если испытываете такую потребность, драгоценная Оленька, не стесняйтесь, ругайте меня на чем свет стоит, я вам не запрещаю, напротив, интересно будет послушать…
Язык у него во рту выглядел самым обыкновенным, человеческим – но Ольга уже понимала, что столкнулась с чем-то другим. Несомненно, именно граф был здесь хозяином, а камергер Вязинский, в сущности – мелкая сошка, мозгляк, нечто ничтожное и незначительное, слуга…
– Вы были приятны на вкус, красотка, – сказал граф почти равнодушно. – Но мне скучно уже, честно говоря… Мишель, вы уж сами распоряжайтесь…
Слышно было, как он удаляется неторопливым, легким шагом. Возле пыточного стола опять объявился камергер, глядя на Ольгу с той же кривой улыбочкой торжествующей мелочи:
– Ну что? Отпробовала настоящего?
– Ты тут все равно ни при чем… – воскликнула Ольга срывающимся голосом. – Ты-то служишь, как ученая собачка за колбасу… Ну? Еще хочешь? Пользуйся случаем, пока я связанная… По-другому у тебя вряд ли получится…
Она не стремилась геройствовать: просто-напросто понимала, что ей больше нечего терять. У иных это вызывает панику и страх, а Ольгу осознание того печального факта, что ей, похоже, пришел конец, бросило в откровенную, веселую злость. Помирать, так с музыкой. Не ползая в ногах.
Было и другое соображение: а вдруг камергер, разъяренный до крайности, ее попросту убьет каким-либо образом? И все сразу кончится…
– Вы оказались бездарным и непроходимо скучным любовником, господин камергер, – продолжала она в осуществление плана. – Меня от вас тошнит… Как права я была, что не согласилась вам отдаться прежде – ощущения оказались бы не из приятных…
Кажется, он все же усилием воли держал себя в спокойствии. Долго смотрел на нее, кривя губы, мечтательно улыбаясь, потом крикнул:
– Степан!
Показался бородатый великан, уже сменивший палаческий кожаный фартук на прежнюю вышитую рубашку, – щеголь, чтоб ему убиться на ровном месте…
– Если ты рассчитываешь, что я тебе тут же перережу глотку, то такой милости не дождешься, – сказал камергер. – По секрету признаюсь, меня так и подмывает прикончить тебя на месте, но это нарушит все планы… Дистилляция, учено говоря… – он заговорил деловито, сухо, чеканя слова. – Времени, конечно, мало – но оно исчисляется не часами и днями, а неделями. Здесь, в доме, двадцать восемь человек быдла, вот вроде этого, – он небрежно указал на невозмутимого Степана, пялившегося на Ольгу с видом голодного нищеброда, узревшего в витрине ресторана отлично зажаренный бифштекс. – И ни один из них тебя не минует. Я их к тебе в очередь буду выстраивать, по дюжине в день… За пару недель я из тебя сделаю не просто грязную шлюху, а подстилку, с которой вытворяют все, что только способно измыслить грязное воображение. Потом посмотрим, что получилось. Если окажется недостаточно, еще через пару недель ты придешь в надлежащую кондицию, не то что словечка поперек не пискнешь – по первому жесту будешь вытворять такое… Я из тебя сделаю такое… Степан!
– Да, барин…
Не отводя глаз от Ольги, камергер сказал торжествующе:
– Нынче же и приступай, голубчик. Пусть малость оклемается, а там отбери человек пять – и валяйте. Слышал, как она тут пыталась дерзить? Вот и сделайте так, чтобы у нее подобные стремления отшибло решительно и бесповоротно. Уловил?
– Не извольте беспокоиться, – прогудел Степан, ухмыляясь. – И орать будет, и маму звать, и живенько шелковой станет.
– Ты уж там… поразнообразнее и обстоятельно.
– Не извольте беспокоиться, уработаем сучонку…
– Ну, убери ее…
Степан проворно развязал ремни, рывком сдернул Ольгу со стола, поставил на ноги, сунул в руки дерюжное платье и подтолкнул к двери. Она брела, шатаясь, чувствуя кровь на разбитых губах, боль от многочисленных укусов и ссадин. Великан бесцеремонно подталкивал ее в спину, бормоча:
– Шагай-шагай, не прибедняйся, подумаешь, двух пропустила…
Тем временем Ольга трезво рассуждала: если очень постараться, можно все же зубами раскромсать дерюгу на полосы, свить петлю – ну, а прикрепить ее к оконной решетке будет уже нетрудно. Грех, конечно, если судить по-христиански, но что поделать… Или, может, вплотную подойти к медведю? Будет, конечно, больно и жутко, но все, надо полагать, кончится очень быстро…
49 
